Любовная поэзия от 18 до 40
Любовная поэзия от 18 до 40
Я душен? Что ж, люби другого, мечтай любовь найти в другом!..
Или пара слов о поэзиях, грамотностях, цилиндрах и прочих розенталях
В конкурсе любовной поэзии приняло участие 45 стихотворений.
2 из них были посвящены теме матери и не смогли принять участия в узкотематическом состязании.
Остальные же 43 любовных стихотворения конкурса так разительно отличались друг от друга по форме и содержанию, что к ним впору применить блестящий афоризм одного из поэтов: стихи эти есть не что иное, как центробежные солнца разных планетарных систем.
Оценивать стихи моих уважаемых современников — большая честь и ответственность. Я не раз говорила, что гораздо легче управляться со стихотворцами прошлого: мёртвый поэт не может ни обидеться, ни возразить. Знай себе, да руби сплеча. Вдобавок уже сформировалась литературная традиция, и новые суждения ложатся в уже промытое литературоведами прошлого русло.
У живых поэтов, тем более неотрецензированных, такой литературной традиции пока нет. Русло ещё предстоит промыть. Для каждого нового поэта должен прийти свой Геркулес и прорыть для его литературного материала полноценное русло, и благодарные потомки назовут это подвигом.
Ещё важно упомянуть, что, как бы индивидуальна и интимна ни была лирика отдельного поэта, она не стоит особняком в мире искусства. Искусство — это форма сознания общественного. Это общее полотно, в которое каждый мастер вплетает свою нить. Таковы правила этой планетарной системы, к которой мы прикованы телом и пером, и гордому человеку остаётся лишь смириться с законами этой физики.
Каждый сегодняшний поэт, каким бы самобытным и гордым он ни был, является литературным последователем поэтов предыдущих поколений. В искусстве нельзя быть Иваном, не помнящим родства. Даже если очень хочется.
Анализируя конкурсные стихи, я скопировала все произведения в отдельный файл без фамилий поэтов, чтобы соблюсти максимальную беспристрастность. Так что — я не знаю вас, а знаю лишь ваши строки.
(!) Обращусь к самой сути научного подхода к описанию поэзии. Примеров из стихов наших конкурсантов сейчас брать не буду, к ним ещё обращусь, ограничусь классическими примерами — в основном Есениным и хирургией.
Все поэты — сыны и дщери, правнуки и праправнуки (прошу извинить за дотошность, но так надо) тех или иных социальных или эстетических субкультур: городской или деревенской, просторечной или вузовской, нэповской, хрущёвской, 90-х годов и проч. Более того, все поэты своей грамотностью и поэтикой (то есть авторским стилем), подбором лексики и образностью, вообще мастерством владения словом и знаниями (причём знаниями самыми широкими) сильно отличаются друг от друга.
Подобно тому как есть техника владения карате или хирургическим скальпелем, шахматами, решениями интегральных уравнений, игрой на фортепиано или собственной мускулатурой, так и мастерство владения словом можно измерить, оценить, классифицировать, описать. Чтобы взяться за скальпель и показать высокий класс, недостаточно быть добрейшим человеком, стремящимся спасать людей от болезней. Это очевиднейшая мысль. Хирург, кривовато делающий надрез и оправдывающий это тем, что надрезы в хирургии не главное и надо смотреть не на мелочи вроде надрезов, а на его добрейшее сердце под белым халатом, вызовет порицание от хирургического сообщества и иск в суд, если в итоге провалит операцию.
А как понять, что поэт провалил операцию? Далее — более: а как понять, что поэт операцию провел успешно?
Возможно, это банальная мысль, но я её повторю: поэтом, как и хирургом, нельзя стать в один миг на том лишь основании, что в груди горит страсть к хирургии(зачеркнуто) поэзии. Вы спросите: а как же волшебный самобытный талант? А я отвечу: даже Пушкин, у которого был один из величайших талантов в истории Руси, а также в помощь таланту — гениальность (и это не банальность, а истина), так даже Пушкин проштудировал мильон литератур, мильярд книг, учебников, сборников, прослушал лекции, почитал на латыни, греческом, русском и французском десятки поэтов прошлого и (его) настоящего, перемарал ещё один мильон страниц, прежде чем остался доволен свой лексикой, грамматикой и образностью. И оценивали его, на секундочку, не добрая няня на кухне и не жена с дивана, а друзья и учителя, очень даже подкованные в искусстве, риторике, логике, философии, истории Древнего мира и стихосложении в частности. Например, учитель Куницын, или Дельвиг, или Карамзин, или Державин.
Стихосложение, как и хирургия, складывается из множества компетенций, которыми владеет поэт. Сюда входит владение формой, как-то: ритмикой, то есть ритмическим слухом к стихам или умением считать слоги; рифмовкой; композицией, причём композиция — широкое понятие, охватывающее не только порядок строф, но и порядок художественных образов, метафор в частности, их повторяемость, аллюзии, то есть метатекст, включение сюжетности и т.л.
А как же Сергей Есенин, спросите вы? Как русоволосый мальчик из деревни, интересно, овладел композицией и метафорикой, сидя на лавке и считая мух на материнском шушуне? Это что же, нельзя начинать писать милейшие душевные стихи, пока чем-то там не овладеешь? Да так состариться можно, пока всем этим овладеешь! Зачем мне в XXI веке тухлый Древний мир или, не дай бог, риторика, если я хочу писать не про какие-то замшелые древности, а про моего любимого муженька или доченьку! Долой всякие древности и условности, мы не хотим 300 лет готовиться, а потом, когда молодость и азарт давно остынут, начинать писать! В нас кипит поэзия и любовь! Наверняка эти бесконечные подготовки сделают стихи деревянными, неискренними и устаревшими. Ну уж нет! Мы — Есенины! От ласковых телят и жеребят — сразу к рифмам, без скучного посредничества!
Так? Не совсем так. Конечно, многие из нас видели отроческие тетради Есенина и улыбались его каракулям с вульгарными завитушками и отсутствующими запятыми. Да, и почерки бывают вульгарными или благородными, малограмотными или многообещающими. Как и люди. Так это что же, абсолютного равенства не существует? А как же толерантность, инклюзивность, всеобщее равенство и братство и конституционные права? Это что же, кто-то теперь вульгарный, а кто-то блистательный? Несправедливо! Так жизнь вообще — это искусство неравенства.
И что же, Есенин был вульгарен? Ну, был. Платон мне брат, но истина дороже. Был-с. Есенин — сын своего класса, своей субкультуры, своих условностей, идеалов, своих ограничений и своих, скажем так, широт. Рязанских. Когда Есенин напяливал блестящий цилиндр («чилиндер», как говорили тогда выходцы из крестьян) на русую голову и перчатки на толстенькие пальцы, обряжался в пиджачок и сияющие штиблеты, он выглядел комично. Вычурно, вымученно пыжащимся стилягой из мужичья. Обидно звучит? Вот и Есенину было обидно, потому что это было правдой, а он так старался быть не хуже городских. Если примерить к современности, он был эдакой крепкотелой деревенской молодухой, враскоряку шагающей на «лабутенах», украшенной «луивитонами», помадами и всеми лучшими духами сразу. А ведь так хочется блистать!.. Разве это можно только изящным и породистым?..
Так вот, возвращаясь к поэзии Есенина. Он очень старался. Он много читал, писал и тренировался. Есенин обожал литературу. Это было его даром — любить не только телят, но и литературу. Соседские мужики и бабы на него дивились. Он был белой вороной. Его мать и сестра вспоминали, как трепетно он стелил свежую скатерть, садясь писать. К счастью, у Сергея Александровича был филологический и артистический талант, иначе бы одной свежей скатертью ему было не обойтись. Есенин не был ни туповат, ни медлителен. Он схватывал всё, что мог, читал столько, сколько только мог. Это помогло? Вполне. У Есенина были сильные и слабые стороны, и это отразилось на его лирике: сильной стороной был подлинный, глубочайший, поистине тонкий лиризм и тоска души, очень украшавшая выходца из «грубого сословья». Понимаете? Его талант был выше, чище, блистательнее, чем его сословная данность.
И это совершенно естественно, так как в своём искусстве народ всегда выражает всё лучшее, что в нём есть. Фольклорная поэзия — это сливки с крестьянской души. Шальную, непотребную ругань, как назвал её Некрасов, народ оставлял для тошнотворной повседневности, а в поэзию, в песню брал только лучшее, самое звонкое со своей души.
Есенин поступал так же, так как его поэзия — это авторское осмысление исконных народных традиций. Типа все могли устно и корявенько, а Есенин смог письменно и гладенько. Он спикер своего сословия, своей мужичьей планетарной системы.
Но у Есенина были и слабости: в синтаксисе, в подборе лексики, в многоплановости метафор, в подтексте. Это значит, что если сравнивать стихи Есенина с лермонтовскими, например, то есенинские начинают казаться простоватыми, даже наивными, малограмотными. Поэтому литературоведение не сравнивает, а классифицирует. Ведь и каратисты получают разные пояса! У Лермонтова был один пояс, у Есенина — совсем другой. Среди группы «своих» Есенин был небожителем, гением. Среди лермонтовских он был бы маленьким, неуклюжим, складывающим два и два, бегающим со своим цилиндром…
Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немножко не красив?
Детское «немножко». Трогательный детский эгоцентризм прямодушного недолюбленного мальчика, клянчащего любви и готового расплатиться своей же красотой. И сразу — тянется, суёт эту свою красоту в растопыренных потных ладошках: на, возьми, только люби, люби, люби… А потом: ах, где моя красота? Только что была, и уже — где моя растраченная младость, буйство глаз и половодье чувств?..
И Лермонтов:
Как знать, быть может, те мгновенья,
Что я провел у ног твоих,
Я отнимал у вдохновения,
А чем ты заменила их?
Это же как игра на пианино: смелые, резкие, роскошные аккорды маэстро и — трогательная, какая-то щемящая до радости, до боли игра деревенского паренька на убогонькой тальяночке…
Тот много раз упомянутый «цилиндр» очень важен. Именно этот несчастный неуместный цилиндр делал Есенина смехотворным и неуклюжим «мальчиком». Ахматова, петербургская королева, изучившая каждый заветный пень в Царскосельском саду, над есенинской вульгарностью смеялась. Над его нелепой вульгарной прической — волосок к волоску, как у приказчика или ярмарочного торговца сладкими петушками…
«Цилиндр» надо уметь носить. И это уже не об одежде, а о поэзии. Есенин по-настоящему блистал в стихах, когда писал не об ананасах и шампанском, не о цилиндрах и в шелках тонкой руке, не о Царском селе и прелюдиях Баха, о которых ничего не знал, а о телятах, рыжих жеребятах, стогах, полях и прочей деревенской тематике. Писал о том, что действительно знал.
Поэт должен писать только о том, что хорошо знает. Пытаться «красивыми словами чутка украсить» свою стихи — это всё равно что напяливать чужой чилиндер на свою прилизанную гарным маслом голову.
Но и сложить свои дважды два, получить три и ходить страшно гордым своим математическим гением — смешно-с. Не надо так, милые мои, хорошие, давайте перестанем сейчас. (Угадали аллюзию? Поэзия — это ведь тоже игра в отгадки, а не только бескомпромиссная орущая очевидность.)
Высокомерие ли это — так бессовестно откровенно видеть все есенинские слабости и упрекать его в них? Нет, если при этом уметь ценить и сильные стороны есенинского таланта. Необходимо обладать острым взглядом и широтой знаний, но при этом быть открытым всему новому. Историкам моды позволительно же видеть, что стильно, а что нет, откуда растут у моды ноги, а откуда цилиндры. То же самое и в литературе.
Наконец, это исконная народная традиция же — сочувствовать слабому, убогому, ущербному, ущемленному. Сирота должна в итоге получить жениха-царевича и полцарства впридачу. Негры Америки должны увидеть, как белый узурпатор целует им ноги. Ущемленные русские крепостные должны повергнуть монарха и на крови его и его детей построить себе социализм.
Применим ли этот принцип к поэзии?
Правда ли, что грамотные и блистательные мастера слова слишком долго узурпировали Парнас и теперь должны посторониться? Что неграмотным, немастерам и неблистательным тоже надо дать ощутить, каково это — щупать у себя на голове лавры? Разве одним грамотным и подкованным пристало венчать себя зарёй бессмертия? Неподкованным диким мустангам от поэзии можно, собственно, триумф или нельзя?
Наш ответ Чемберлену: всё можно, но при соблюдении ряда условий. Да, поэзия не безусловна. Желающему заказать себе у музы римский триумф необходимо:
— быть грамотным.
Не полуграмотным, не малограмотным, не грамотным в определенный час дня или ночи или только на сытый желудок.
Светить всегда, светить везде — вот лозунг мой и солнца.
Грамотность — наше солнце. Если у господина поэта полярная ночь в грамотности или светило, как гоголевский Подколёсин, вечно сомневается — брат, не пиши, не мучь прах Розенталя. Если деепричастия хромают или придаточные рождаются с уродствами — поэт, не будь Винни-Пухом от поэзии. Или будь, но не отрицай, что ты Винни-Пух и грамотность у тебя хромает, а грамотные люди твои стихи с «уродствами» будут читать с болью. Как Ахматова морщилась на Есенина. Безграмотные, впрочем, будут читать и нахваливать: «Да ты чёткий поэтик, парнишка! Мы с братишками так не могём, а ты могёшь. Хучь щас в Москву — все в отпаде будут, отвечаю, брат!»
— быть начитанным, с намётанным на поэзию глазом, знающим основы стихосложения, ритмики, рифмовки.
Иначе — значит быть профаном, новичком, салагой, старухой с прорухой, поэтическим щеглом. Щеглы тоже поют, кстати. Но щегол ПОЁТ, а не ПОЭТ. Парадокс, однако.
— быть талантливым.
Порой жил человек, не тужил, и тут проснулась страшная тяга писать и талант скребётся наружу, как дикая кошка. Но человек же не знал, что такая оказия выйдет, и не готовился, розенталей этих ваших не читал. Если знать бы заранее, где упадёшь, то соломки бы подстелить. Что делать? Саморазвиваться.
Представьте, что такое вышло не с поэзией, а с хирургией. Вдруг дикая тяга резать людей скальпелем и спасать жизни! Одна беда: в обычной жизни ты автомеханик и зовут тебя Петрович, а падежей ты знаешь только три: звательный, дательный и ругательный. Что ж теперь, и хирургом хорошему человеку нельзя стать? Беспредел! Шариковы для нас строили социализм не затем, чтобы нас теперь ущемляли в прекрасных порывах! (Примерная реконструкция речей Петровича.) Не пыли, Петрович. Можно, конечно можно. Сдай ЕГЭ по химии, биологии и английскому на 90+, отучись 6 лет в медицинском, пойди в интернатуру, получи черный пояс по анатомии… а, нет, стоп, это из карате… Но Петрович уже не слушает и обиженно кусает губу: напридумывали условий, закопать хотят Петровичев талант к хирургии! Изверги недорезанные…
Но если серьезно, то истинный филологический талант не приходит один. С ним приходит всё сразу: и грамотность, и глубина, и философская концепция, и композиционное своеобразие, и все-все-все. Если талант почему-то пришел один, это повод задуматься: а был ли мальчик?
— не использовать поэзию только для самовыражения.
Ты мой пылкий зайчик!
Я твоя белочка!
С тобой хоть в Непал, хоть в Нальчик!
Мой горячий принц, забей мне стрелочку!!!
Самовыражаться недостаточно. Ясное дело, что порой пылкие чувства переполняют душу — более того, даже тематика этого конкурса как бы подначивает: эй, поведай миру о самой искренней, самой пылкой любви… Но есть одно «но», господа поэты: даже самому обжигающе страстному содержанию нужна форма, а форма требует выверенной композиции, четкого синтаксиса, внимания к словоформам, знания основ культуры речи, авторского подтекста, ведущего к идейному содержанию, и прочей, пользуясь модным жаргонизмом, душноты. Ах да, и жаргонизмы с поэтизмами в кучку мешать тоже не надо бы.
Вы нежный ангел с крыльями из слёз, ёпта…
Ах, нет звезды под стать таким глазам!..
Хотя вы стерва и, я вижу, выпивоха.
Зефир струит любовный фимиам,
И мысли скачут, как подкованные блохи…
(Из ненаписанного и неопубликованного.)
Как говорила Татьяна, кончаю, страшно перечесть. Сказано так мало, а мир поэзии так велик. Скоро приду сюда же с разными примерами из конкурсных стихов. Увидимся с участниками «Славянского слова» и «Слова и музыки» 28 октября в Архангельском, а 29 октября многое обсудим на творческой встрече. Всё дороги ведут в Москву, все молочные реки впадают в Москву-реку, все пожары меркнут перед московским. Зажжём и мы.
Вы пишите: «Это же, как игра на пианино» смелые, резкие, роскошные аккорды маэстро и — трогательная, какая-то щемящая до радости, до боли игра деревенского паренька на убогонькой тальяночке…"
Но посмотрите на наше центральное телевидение: сколько стало передач, где эти «пареньки с тальяночкой»исполняют песни собственного сочинения, что называется «три прихлопа, три притопа»
и имеют огромный успех. Обыватели, смотря на них, думают: «а почему бы и мне не попробовать!?»
и тоже пытается реализовать себя на литературном сайте. Там принимают его благожелательно и вот —
он уже «поэт»!
А об Ахматовой — этой петербургской королеве — так много написано, но она тоже не является эталоном: почитайте работу Б.Подберезина «Анна Ахматова. Прощание с мифом» proza.ru/avtor/borisp&book=4#4:~:text
И последнее: я очень удивлялась, когда читала конкурсные работы от 18 до 40; по-моему, они мало соответствовали конкурсной тематике.
По первому замечанию: да, это общее снижение планки. Могу сказать, что такова новая философия этого века — не стремиться к большему, потому что новый гуманизм — это быть принятым и вообще без достижений, в своём естестве, так сказать. Согласно «новому гуманизму», требовать слишком многого от человека — антигуманно, ведь высокая планка унижает тех, кто не может её взять. Отсюда и «попсовизация» искусства, снижение требований. Сам встал с кроватки, сам сел на стул, сам написал кое-что — уже и на том спасибо. Причём это и к сценаристам может относиться, вообще к разным профессиям.
По второму замечанию: мне лично не близки всевозможные «разоблачения» и «развенчания». Ну, разумеется, Ахматова не идеальна. Это просто богато одарённая фантазией и филологическим талантом поэтесса, которая писала отменные стихи. И писала также про то, в чём хорошо разбиралась: например, про те самые заветные пни в Царскосельском саду.))
Тогда до чего же мы дойдём?
До обесценивания знаний, так как все знания хранятся в Интернете и люди, обладающие ими, уже не нужны.
До обесценивания специалистов, так как дешевле работать с дилетантами, которые быстренько всему научатся с помощью Википедии.
До обесценивания искусства, так как искусственный интеллект может не хуже, причём дешевле.
Требовать от человека «развития его личных качеств» — это всё равно что признавать, что без этого развития он недостаточно хорош. Это оскорбление. Человек — это же великолепно. Он хорош и великолепен и без образования, и без развития, и без заслуг. Заслуги одних — оскорбление для тех, у кого этих заслуг нет. Это что, одни люди «лучше», а другие «хуже»? В прошлом году негры и мексиканцы Америки подавали коллективное требование, чтобы математику исключили из программ обучения, так как их оскорбляют их же низкие результаты по этой дисциплине, а высокие результаты «белых» принижают их достоинство. В ответ около 1400 преподавателей математики подавали в ответ свою коллективную петицию с просьбой не отменять математику. Всё-таки в итоге утвердили, что учителям в школе необходимо запретить оценивать ответы учеников, так как и правильные, и неправильные ответы одинаково заслуживают права считаться правильными. То есть для того, что научиться что-то делать правильно, не обязательно учиться: любой исход имеет право считаться правильным, так как конституционно все равны, и знающие, и незнающие.
Один из примеров, однако в современных российских школах выставленная ученику «двойка» — это тоже повод сделать учителю выговор. «Двоечник» конституционно равен «отличнику»? Равен. Значит, имеет право тоже быть «отличником»? Имеет. Нужно ли для этого чему-либо учиться? Нет. Любой ответ, даже состоящий из чёрточек и клякс, имеет право получить «пятёрку», так как ученик внутренне чувствует себя заслуживающим оценки 5, а у учителя нет морального права подрывать эту внутреннюю веру в себя. Применимо, кстати, к любой области жизни.
Поэзия ныне в этом отношении представляет собой первозданный хаос, в ней все, что только может быть в ней – вперемежку. И мне лично очень нравится Ваша дерзкая попытка гармонизировать хотя бы частично этот хаос. Чтобы хотя бы отыскать объективный критерий отделения поэтических зерен от поэтических плевел, и при этом раздать каждой поэтической сестре по поэтической серьге.
Сегодня общество активно плодит субкультуры, их не мильоны, а тьмы и тьмы. «Интернетная культура» позволяет представителям этих субкультур постоянно оказываться вперемешку и схлёстываться, а общий язык найден быть не может — это вавилонское столпотворение.
Найти «своих», присоседиться к ним и заниматься трудом на радость себе и своей субкультуре — наша цель и одновременно сложность. Из-за смешения и самопровозглашения себя «признанными мастерами жанров» найти истинных мастеров сложно. Впрочем, самопровозглашение — вещь не новая, в Серебряном веке себя не провозглашал кем-нибудь эдаким только ленивый.
Союзы писателей вроде нашего помогают коллегам найти друг друга. Однако поэту нужен читатель. Немалая часть читателей считает достойным доверия судом, к слову сказать, именно крупные издательства типа «Эксмо», «Росмэн» и т.п. Не напечатан крупным издательством, а печатаешь себя самиздатом — значит, ширпотреб. Получил одобрение «настоящего издательства» — достоин доверия.
К частным объединениям писателей и поэтов у обывателя доверия тоже нет: сами себя читают, сами себя печатают, убогенькие, потому что никому, кроме себя, и даром не нужны. Такое мнение регулярно встречается в Сети.
Ну, вот видите, Надежда, чуть ли ни все в нашем Клубе радеют за читателя, и при этом никто не удосужился помочь ему (при условии, конечно, если он еще есть) разобраться в разливанном море поэзии.
Даже на фотографическом сайте, в котором я долго принимал участие (Я – в прошлом по основной своей специальности – фотохудожник, член союза фотохудожников РФ с давних времен, участник всевозможных выставок, в некоторых бывало занимал призовые места), так вот на этом сайте у его членов была градация: новичок, любитель, профи и гуру. Вступая с дискуссию (а дискуссии были, скажем так – огненные) всегда знал, кто перед тобой, и в любой момент мог познакомиться с его работами. К тому же к тому, кто был выше по рангу, можно было обратиться за советом, а к тому, кто ниже – можно было что-либо доброжелательно посоветовать.
Ведь этот опыт вполне можно перенять и ввести поначалу хотя бы две градации: любитель и профессионал, а еще лучше и Гуру (Учитель) с соответствующими обязанностями. К примеру, Учитель (Гуру) обязан писать рецензии на всякое вынесенное на всеобщее обсуждение произведение. К тому же не будет ничего плохого, если заранее знать статус и самого обсуждаемого автора, кем он сам себя позиционирует: любителем или профессионалом?
А в Школе поэтического мастерства в роли учителей у нас выступают настоящие мастера слова — Иосиф Гальперин (которого тоже можно отнести к профи) и Игорь Исаев. Поэтому нет смысла изобретать что-то и навешивать бирки.
Но если серьезно, то у меня есть что предложить по этому поводу.
Это Вы читателям скажите, а они Вам ответят: к нынешним писателям и поэтам доверия нет, они (дальше цитирую Надежду Бугаеву) «сами себя читают, сами себя печатают, убогенькие, потому что никому, кроме себя, и даром не нужны.» Такое мнение регулярно встречается в Сети."
Мне почему-то кажется, что поход к читателю ( продвижение собственного творчества) — это фикция, сладкий самообман. А иначе наши писатели и поэты не держали бы свои встречи с читателями в строжайшей тайне.
Передать в библиотеки свои книги — безусловно благородно, но ведь можно было бы зайти в библиотеку скажем через полгода и поинтересоваться: сколько раз ваша книга была прочитана.
Пока не будет четкой статистики наличия ЧИТАТЕЛЯ — трудно здравомыслящему человеку поверить в его существование. Но разве что это только — предмет веры: верю или не верю, что он существует.
Вы, например — верите, а я нет…
Я, например, не раз встречалась с читателями, вот совсем недавно в Архангельске в трех библиотеках, там были в основном женщины 50+, но и молодежь присутствовала. До этого в Армении — и со студентами университета (и, кстати, я на сайте об этом рассказывала — pisateli-za-dobro.com/news/259-msp-im-sv-sv-kirilla-i-mefodija-iniciator-proekta-dlja-studentov-raznyh-stran.html), и с любителями поэзии — участниками читательского клуба при библиотеке Дома Москвы в Ереване. Они сейчас с нетерпением ждут моего приезда и книги (как мои, так и изданные нами в серии «Славянское слово»). Пару недель назад встречалась со школьниками. И так далее.
В новостных обзорах, точно помню, писала про встречи с читателями Александра Гордеева из Мценска, Ольги Которовой — и в Москве, и в родных краях.
Что касается библиотек. Буквально неделю назад заведующая библиотекой в Красногорске рассказывала, какое внимание привлекают наши прошлогодние альманахи и книги, ждёт новые поступления, для этой библиотеки уже готова полная подборка.
pisateli-za-dobro.com/news/219-nashi-knigi-vostrebovany-v-bibliotekah.html
А чтобы поверить или разувериться окончательно, вы сходите в ближайшие библиотеки, поговорите с сотрудниками, предложите выступить перед читателями.
Теперь относительно моего главного вопроса – наличие читателя. Все, что Вы описали, называется – раскрутка. И нет ничего дурного в том, что это раскрутка своего собственного творчества. Лично я белой завистью завидую тем, у кого есть силы, и главное способности – раскручивать себя. При нормальном положении дел этим (полукоммерческим) делом занимаются агенты. Но даже при таком взгляде на проводимые Вами мероприятия – Вы так и не назвали Читателя. Я еще мог понять, если в результате всех проводимых Вами мероприятий продажа Ваших книг возросла. Типа, было проведено мероприятие, в ходе которого было продано столько-столько экземпляров. Вы же об этом умолчали. Но это же не коммерческая тайна. Далее, если бы Вы привели примеры, что книги, подаренные Вами, были прочитаны. Откуда Вы знаете, что подаренные в библиотеку книги (а это, повторяю, безусловно, благое дело) – прочитаны?
Почему я так дотошно вгрызаюсь в тему Читателя? Да потому что лично я считаю безнравственным навязывать хоть кому-то свои произведения, пусть даже считаю их гениальными. Для меня Читатель — человек свободный: он сам решает читать или не читать книги, а если читать – то сам выбирает что именно. И не гнушается пойти за нужной книгой в книжный магазин.
Что касается продажи книг — я не вижу необходимости это обсуждать публично, отчитываться тут, сколько продано и т.д. Могу вам сказать, что тираж «Жены хранителя маяка» допечатывался трижды (это не считая тиража, распространенного самим издательством), и сейчас у меня не осталось ни одной книги, надо заказывать ещё. Также я могу видеть, сколько книг продано в интернет- магазинах.
О том, читают ли наши книги в библиотеках, я кажется ясно написала — читают, об этом рассказывают библиотекари. И читатели присылают отзывы, в том числе и мне на мои книги. Но для понимания этого с читателем надо общаться. Особенно если говорить о поэтических сборниках. Потому что прозу купят из-за жанра, привлекательной аннотации, а вот поэзию — по знакомству с творчеством автора.
Ну, что же, тогда можно сказать, что проблем с читателем нет. И у всех остальных членов Клуба с этим делом все в порядке. Кто захочет читателя – может его найти, оглядываясь на Ваш личный пример.
Но и я поднял эту тему не на пустом месте. Еще 10 лет назад в одном авторитетном журнале вышла статья-исследование Поэзия ХХI века: жизнь без читателя? — magazines.gorky.media/znamia/2012/2/poeziya-hhi-veka-zhizn-bez-chitatelya.html?ysclid=lofnwpkzed486568118 Но, похоже, я и не заметил, что ситуация с того времени чудесным образом изменилась кардинально. Впрочем, и меня можно понять. Мне лично, слава Богу, читатель не нужен. Для меня литература не самоцель, а – средство, что-то вроде автомобиля для езды в незнаемое, и, конечно же, как я уже писал – прекрасная гимнастика психогигиены.
Ну а тусовка – это в словаре — Сообщество по интересам или социальная группа Вечеринка, светское или закрытое мероприятие.
Но если Вам этот термин не нравится, можно подыскать другой.
Но в любом случае капля и камень точит
Только постоянная работа, только черпание внутренней силы в своём таланте, в стремлении к совершенству, и нашу трепетную руку пожмёт чья-нибудь трепетная рука. Не век же натыкаться на бестрепетные! Главное — продолжать идти и не ложиться посреди пустыни мрачной, иначе конец, иссыхание, мумификация. Мы интересны только «своим», зачем же страдать, что мы безынтересны «чужим»?
А простота — это же эстетический принцип Ахматовой. Не будем забывать, что, превознося простоту как противоположность фальши, заблуждений («Я научилась просто, мудро жить...»), Ахматова продолжает пушкинские мотивы. У Пушкина простота — отдельная категория прекрасного. Вычурное, сверкающее, кричащее — фальшиво и вульгарно. Простое, «степное», спокойное — безыскусно и истинно. С точки зрения эстетика Ахматова выступает продолжательницей пушкинского понимания красоты. Это проблема истинного и мнимого в искусстве.
Просто у ряда исследователей иные представления о прекрасном и классическом. Для Пушкина и Ахматовой простота — синоним благородства и аристократической сдержанности, а для аналитиков простота — синоним скудности, примитивизма. Причина в разном происхождении, разных идеалах, разной системе ценностей. Кто в какой лодке: кто в одной с Пушкиными и Ахматовыми, кто с Северяниными и Маяковскими. А кто наблюдает за лодочными катаниями с берега.
Я — с берега, но в обоих лодках.
Обыватель обывателю рознь. Сегодняшние «обыватели» все разного уровня.
Есть обыватели — люди с высшим гуманитарным (или иным, главное — качественным) образованием, с качественной речью, мыслящие, разбирающиеся в искусстве и сделавшие искусство неотъемлемой частью своей жизни. Это интеллектуальная элита. Но это тоже обыватели — тоже горожане, тоже ходящие на работу, не пишущие романов и опер, просто интеллигентные люди с умными глазами.
Есть люди с псевдообразованием, полуграмотные, знающие кое-что кое о чём, интеллектуальную элиту считающие «душнилами».
Есть и различные социальные низы: недоучившиеся, с неполным средним, из глухих «степных селений», матерящиеся, мечтающие об айфонах, а над тупыми образованными с «ихними дурацкими корочками» смеющиеся, и проч.
Много разных людей есть. Есть недоучившиеся, но стремящиеся знать и понимать больше.
Ответ на Ваш вопрос можно дать словами Аристотеля, который разницу между образованным и необразованным человеком определил так: «Как между живым и мёртвым.»
Поэзия (наравне со словесностью вообще, живописью, театром и прочими гуманитарными искусствами) так же необходима человеку для гармоничного развития, как и естественные науки. Человек заслуживает быть всесторонне развитым, подкованным, отёсанным, острым. Ведь на другом полюсе — неразвитость, неотёсанность, тупизна.
А иначе «обыватель» книжками из Ленинской библиотеки будет цыгарки раскуривать и хвастаться, какой Пушкин «ненастоящий мужик», а сам «обыватель» — настоящий. И ведь прав в последнем окажется, собака.
Надежда, я так понимаю, вы из «высокоблагородиев»?
Знай себе, да руби сплеча. Знай себе — руби сплеча.
Поехали…
… важно упомянуть, что, как бы индивидуальна и интимна ни была лирика отдельного поэта, она не стоит особняком в мире искусства. Искусство — это форма сознания общественного. Это общее полотно, в которое каждый мастер вплетает свою нить. Таковы правила этой планетарной системы, к которой мы прикованы телом и пером, и гордому человеку остаётся лишь смириться с законами этой физики. Каждый сегодняшний поэт, каким бы самобытным он ни был, является литературным последователем поэтов предыдущих поколений. В искусстве нельзя быть Иваном, не помнящим родства. Даже если очень хочется. Отлично!
Анализируя конкурсные стихи, я скопировала все произведения в отдельный файл без фамилий поэтов, чтобы соблюсти максимальную беспристрастность.
Надежда, дайте! Моя почта: almir-safarov@mail.ru
А я вам дам мой обзор (хотя и краткий, но ёмкий) конкурса «Я шагаю в детский сад», со всеми стихами и именами (имена мне не мешают для т.н. объективной оценки), которые я также скопировал в отдельный файл (неимоверный труд; кому я говорю...; больше на такие подвиги я не готов). Ваша почта?
Обращусь к самой сути научного подхода к описанию поэзии. Примеров из стихов конкурсантов сейчас брать не буду, ограничусь классическими примерами — в основном Есениным и хирургией. Так…
Все поэты — сыны и дщери, правнуки и праправнуки тех или иных социальных или эстетических субкультур: городской или деревенской, просторечной или вузовской, нэповской, хрущёвской, 90-х годов и проч. Это если по вертикали (времена) рассуждать, а если по горизонтали — то можно быть и деревенщиком (выходцем) и вполне себе городским поэтом, след. и просторечным и вузовским (нормативным), и т.д.
Более того, все поэты своей грамотностью и поэтикой (то есть авторским стилем), подбором лексики и образностью, вообще мастерством владения словом и знаниями (причём знаниями самыми широкими) сильно отличаются друг от друга. Новость!
Подобно тому как есть техника владения карате или хирургическим скальпелем, шахматами, решениями интегральных уравнений, игрой на фортепиано или собственной мускулатурой, так и мастерство владения словом можно измерить, оценить, классифицировать, описать. Чтобы взяться за скальпель и показать высокий класс, недостаточно быть добрейшим человеком, стремящимся спасать людей от болезней. Это очевиднейшая мысль. Да ну?
Вы спросите: а как же волшебный самобытный талант? А я отвечу: даже Пушкин проштудировал мильон литератур, мильярд книг, учебников, сборников, прослушал лекции, почитал на латыни, греческом, русском и французском прорву поэтов прошлого и (его) настоящего, перемарал ещё один триллион страниц, прежде чем остался доволен свой лексикой, грамматикой и образностью. И оценивали его не добрая няня и не жена, а друзья и учителя, очень даже подкованные в стихосложении (например, Дельвиг, Карамзин, или тот же Державин). А кто же назвал своим преемником 16-летнего Пушкина? Преемником, подчёркиваю.
Стихосложение, как и хирургия, складывается из множества компетенций, которыми владеет поэт. Сюда входит владение формой, как-то: ритмикой, то есть ритмическим слухом к стихам или умением считать слоги; Читается как пояснение (ритм к подсчету слогов не имеет отношения) — рифмовкой; композицией, причём композиция — широкое понятие, охватывающее не только порядок строф, но и порядок художественных образов, метафор, их повторяемость, аллюзии, то есть метатекст, включение сюжетности и т.п.
А как же Сергей Есенин, спросите вы? Как русоволосый мальчик из деревни, интересно, овладел композицией и метафорикой, сидя на лавке и считая мух на материнском шушуне? Это вы о Есенине? Мух считал? То есть был деревенским идиотом.
Это что же, нельзя начинать писать милейшие душевные стихи, пока чем-то там не овладеешь? Зачем мне… риторика, если я хочу писать… про моего любимого муженька или доченьку! Вот именно, зачем? Для многих творчество (любое) — отдушина, не более. Хобби.
… многие из нас видели отроческие тетради Есенина и улыбались его каракулям с вульгарными завитушками и отсутствующими запятыми. Снисходительно, надо полагать. Я не видел.
… и почерки бывают вульгарными или благородными, малограмотными или многообещающими. Как и люди. Так, начинается…
… кто-то вульгарный, а кто-то блистательный? Несправедливо! Так жизнь вообще — это искусство неравенства. Намек поняли.
И что же, Есенин был вульгарен? Ну, был. Платон мне друг, но истина дороже. Был-с. Есенин — сын своего класса, своей субкультуры, своих условностей, идеалов, своих ограничений и своих, скажем так, широт. Рязанских. Когда Есенин напяливал блестящий цилиндр («чилиндер», как говорили тогда выходцы из крестьян) на русую голову и перчатки на толстенькие пальцы, О, Господи, прости грешную. Пальцы не угодили. Рязань.
… обряжался в пиджачок и сияющие штиблеты, он выглядел комично. Вычурно, вымученно пыжащимся стилягой из мужичья. Обидно звучит? Да мы не обидчивые, руби.
Вот и Есенину было обидно, потому что это было правдой, а он так старался быть не хуже городских. Если примерить к современности, он был эдакой крепкотелой деревенской молодухой, враскоряку шагающей на «лабутенах»… А ведь так хочется блистать! Разве это можно только изящным и породистым? Действительно, а чё?
Так вот, возвращаясь к поэзии Есенина. Он очень старался. Он много читал и писал. Есенин обожал литературу. Это было его даром — любить не только телят (и мух), но и литературу. Соседские мужики и бабы на него дивились. Он был белой вороной. Его мать и сестра вспоминали, как трепетно он стелил свежую скатерть, садясь писать. Вот же, морда.
К счастью, у С. А. был филологический и артистический талант, иначе одной свежей скатертью ему было не обойтись. Есенин не был ни туповат, ни медлителен. Ну, Слава Аллаху!
Он схватывал всё, что мог, читал столько, сколько мог. Это помогло? Вполне. Я рыдаю.
У Есенина были сильные и слабые стороны, и это отразилось на его лирике: сильной стороной был подлинный, глубочайший, поистине тонкий лиризм и тоска души, очень украшавшая выходца из «грубого сословья». Понимаете? Его талант был выше, чище, блистательнее, чем его сословная данность. Чернь, что с народа взять. Подлое сословие.
И это естественно, так как в своём искусстве народ всегда выражает всё лучшее, что в нём есть. Фольклорная поэзия — это сливки с крестьянской души. Шальную, непотребную ругань, как назвал её Некрасов, народ оставлял для тошнотворной повседневности, а в поэзию, в песню брал только лучшее, самое звонкое со своей души. А частушка? Не поэзия?
Есенин поступал так же, так как его поэзия — это авторское осмысление исконных народных традиций. Типа все могли устно и корявенько, а Есенин смог письменно и гладенько. Он спикер своего сословия, своей мужичьей планетарной системы. Ничего не путаете? Клюев, к примеру, ещё куда ни шло, да и тот намеренно стилизовался, поскольку был вполне себе профессиональным поэтом.
Но у Есенина были и слабости: в синтаксисе, в подборе лексики, в многоплановости метафор, в подтексте. Это значит, что если сравнивать стихи Есенина с лермонтовскими, например, то есенинские начинают казаться простоватыми, даже наивными, малограмотными. Поэтому литературоведение не сравнивает, а классифицирует. Ведь и каратисты получают разные пояса! У Лермонтова был один пояс, у Есенина — совсем другой. Ошибка. Пояса — квалификация. Но, это ладно…
Среди группы «своих» Есенин был небожителем, гением. Среди лермонтовских он был бы маленьким, неуклюжим, складывающим два и два, бегающим со своим цилиндром… Вот как?
Ты меня не любишь, не жалеешь, / Разве я немножко не красив? Детское «немножко». Трогательный детский эгоцентризм прямодушного недолюбленного мальчика, клянчащего любви и готового расплатиться своей же красотой. И сразу — тянется, суёт эту свою красоту в растопыренных потных ладошках: на, возьми, только люби, люби, люби… А потом: ах, где моя красота? Только что была, и уже — где моя растраченная младость, буйство глаз и половодье чувств?.. И Лермонтов:
Как знать, быть может, те мгновенья,
Что я провел у ног твоих,
Я отнимал у вдохновения,
А чем ты заменила их?
Это как игра на пианино: смелые, резкие, роскошные аккорды маэстро и — трогательная, какая-то щемящая до радости, до боли игра деревенского паренька на убогонькой тальяночке…
Дух бродяжий! ты всё реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст.
О, моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств!
Тальяночка, значит…
Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?
И ладошки потные?
Тот много раз упомянутый «цилиндр» очень важен. Именно этот несчастный неуместный цилиндр делал Есенина смехотворным и неуклюжим «мальчиком». Ахматова, петербургская королева, изучившая каждый заветный пень в Царскосельском саду, над есенинской вульгарностью смеялась. Над его нелепой прической — волосок к волоску, как у приказчика или ярмарочного торговца сладкими петушками… Так то Ахматова, «королевишна». Притом, скорее посмеивалась, смеётесь — вы. Ухохатываться — это так вульгарно…
«Цилиндр» надо уметь носить. И это уже не об одежде, а о поэзии.
Я хожу в цилиндре не для женщин —
В глупой страсти сердце жить не в силе, —
В нем удобней, грусть свою уменьшив,
Золото овса давать кобыле.
Есенин по-настоящему блистал в стихах, когда писал не о цилиндрах и шелках, не о Царском селе и прелюдиях Баха, о которых ничего не знал, а о телятах, рыжих жеребятах, стогах, полях и прочей деревенской тематике. Писал о том, что действительно знал. Поэт должен писать только о том, что хорошо знает. Пытаться «красивыми словами чутка украсить» свою стихи — это всё равно что напяливать чужой «чилиндер» на свою прилизанную гарным маслом голову. Но и сложить свои дважды два, получить три и ходить страшно гордым своим математическим гением — смешно-с. Не надо так, милые мои, хорошие, давайте перестанем сейчас. Уговорили. Тем более, такая новость (за всех не скажу).
Высокомерие ли это — так бессовестно (!) откровенно видеть все есенинские слабости и упрекать его в них? Нет, если при этом уметь ценить и сильные стороны есенинского таланта. Необходимо обладать острым взглядом и широтой знаний, но при этом быть открытым всему новому. Наконец, это исконная народная традиция — сочувствовать слабому, убогому, ущербному, ущемленному. Так вот оно что… Исконные устои аристократии — убивать и грабить. Слабого — толкни.
Сирота должен в итоге получить принцессу и полцарства впридачу. Чёрные должны увидеть, как белый узурпатор целует им ноги. Русские крепостные должны свергнуть монарха и на крови его и его детей построить себе социализм.
Настанет год, России чёрный год,
Когда царей корона упадёт;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жён
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мёртвых тел
Начнёт бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь — и поймёшь,
Зачем в руке его булатный нож;
И горе для тебя!- твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет всё ужасно, мрачно в нём,
Как плащ его с возвышенным челом.
Невероятно!
Применим ли этот принцип к поэзии? Правда ли, что грамотные и блистательные мастера слова слишком долго узурпировали Парнас и теперь должны посторониться? Что неграмотным, неблистательным немастерам тоже надо дать ощутить, каково это — щупать у себя на голове лавры? Разве одним подкованным пристало венчать себя зарёй бессмертия? Неподкованным можно, собственно, триумф или нельзя? Наш ответ Чемберлену: всё можно, но при соблюдении ряда условий. Желающему заказать себе у музы римский триумф необходимо: Так…
— быть грамотным. Не полуграмотным или малограмотным, а именно — грамотным. Грамотность — наше солнце! Если у поэта полярная ночь в грамотности или светило вечно сомневается — брат, не пиши, не мучь прах Розенталя. Если деепричастия хромают или придаточные рождаются с уродствами — поэт, не будь Винни-Пухом от поэзии. Или будь, но не отрицай, что ты — Винни-Пух. Безграмотные, впрочем, будут читать и нахваливать: «Да ты чёткий парнишка! Мы с братишками так не могём, а ты могёшь. Хучь щас в Москву — все в отпаде будут, отвечаю, брат!»
Я — северный ваш друг и брат!
Поэты — все единой крови.
И сам я тоже азиат
В поступках, в помыслах и слове.
— быть начитанным, с намётанным на поэзию глазом, знающим основы стихосложения, ритмики, рифмовки. Иначе — значит быть профаном. — быть талантливым. Порой, жил человек, не тужил, и тут проснулась страшная тяга писать и талант скребётся наружу. Но человек же не знал, что такая оказия выйдет, и не готовился. Что делать? Саморазвиваться. Представьте, что такое вышло не с поэзией, а с хирургией. Вдруг — дикая тяга резать людей и спасать жизни! Одна беда: в обычной жизни ты автомеханик и зовут тебя Петрович, а из падежей знаешь только один: ругательный. Что ж теперь, и хирургом хорошему человеку нельзя стать? Беспредел! Шариковы для нас строили социализм не затем, чтобы нас теперь ущемляли в прекрасных порывах! (Примерная реконструкция речей Петровича.) Не пыли, Петрович. Можно, конечно можно. Сдай ЕГЭ на 90+, отучись 6 лет в медицинском, пойди в интернатуру… Но Петрович уже не слушает и обиженно кусает губу: напридумывали условий! Изверги… Но если серьезно, то истинный филологический талант не приходит один. С ним приходит всё сразу: и грамотность, и глубина, и философская концепция, и композиционное своеобразие, и всё-всё-всё. Если талант почему-то пришел один, это повод задуматься: а был ли мальчик? Однако…
1. Хирургия и Поэзия — разные вещи. А вот хирургия и ремесло автомеханика… Выбор Петровича не случаен. Но, шутки в сторону. Кого поэзия спасла? Рембо? Есенина? Маяковского? Лермонтова, Пушкина? Или мы только за читателя говорим? Сильно сомневаюсь. Поэзия выражает, обнажает, но никак не спасает… Что за манера сравнивать разные профессии?! Где-то ошибка — смерти подобна, где-то — авторский приём, и т.д. Бессмысленные рассуждения, демагогия. Это как с глагольными рифмами и прочим, спорят и спорят… А что спорить? Ты мне стих дай! Мне с твоих наречий ни жарко, ни холодно, если не можешь. Мне с твоих метафор может быть в туалет охота.
Других уж нечего считать,
Они под хладным солнцем зреют.
Бумаги даже замарать
И то, как надо, не умеют.
Мол, глагольные это всё равно что ходить в одежде пушкинских времён. Каково? И на дрожках разъезжать, и «чилиндер» носить. Железная логика. А почему бы вам не ползать, к примеру? А то Пушкин ходил. Или жрать задницей?
2. Я не знаю правил русского языка. Ни одного. Без понятия, какая часть речи сказуемое, а какое подлежащее. Словечки, вроде: «деепричастный оборот» — приводят меня в ужас. Про падежи даже не спрашивайте. Знаю, что такое глагол, прилагательное, существительное, что-то ещё… и, довольно. То же самое с теорией стихосложения. Я ни черта не могу запомнить что есть что. Спросите, женская или мужская рифма в любой из строк цитируемых здесь стихотворений — я не отвечу. Мне снова нужно будет лезть в словарь.
«Говорю честно. Я не знаю ни ямбов, ни хореев, никогда не различал их и различать не буду. Не потому, что это трудное дело (для меня трудное), а потому, что мне в моей поэтической работе никогда с этими штуками не приходилось иметь дело (а мне приходится). Я много раз брался за это изучение, понимал эту механику (верно), а потом забывал опять.» В. Маяковский
Тогда почему я почти не совершаю ошибок? Потому что любые правила основаны на логике. Вот эту логику я и подключаю и ставлю, к примеру, запятые (или не ставлю) не абы как.
3. Ваш выпад «Шариковы для нас строили социализм не затем, чтобы нас теперь ущемляли в прекрасных порывах!» — это слова Петровича или всё-таки ваши? Если ваши, значит Шариковы строили социализм? Не пыли, Надежда… Булгаков ставил вопрос так: можно ли при социализме перевоспитать быдло в полноценных трудящихся? Ответ отрицательный. Дело его. Есть успешный опыт Макаренко. Во всяком случае, при капитализме даже вопрос не ставится, за бессмысленностью. Свобода.
— не использовать поэзию только для самовыражения. Ясное дело, что порой пылкие чувства переполняют душу — более того, даже тематика этого конкурса как бы подначивает: эй, поведай миру о самой искренней, самой пылкой любви… Но есть одно «но»: даже самому обжигающе страстному содержанию нужна форма, а форма требует выверенной композиции, четкого синтаксиса, внимания к словоформам, знания основ культуры речи, авторского подтекста, ведущего к идейному содержанию, и прочей, пользуясь жаргонизмом, душноты. Ах да, и жаргонизмы с поэтизмами мешать тоже не надо бы. Ну, ёпта…
Cтрашно перечесть. Сказано так мало, а мир поэзии так велик. — Сказали достаточно.
Скоро приду сюда же с разными примерами из конкурсных стихов. Жду!
* * *
Белая берёза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит берёза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Новым серебром.
«Береза» — первое, как достоверно известно в настоящее время, напечатанное стихотворение поэта.
* * *
Топи да болота,
Синий плат небес.
Хвойной позолотой
Вззвенивает лес.
Тенькает синица
Меж лесных кудрей,
Тёмным елям снится
Гомон косарей.
По лугу со скрипом
Тянется обоз —
Суховатой липой
Пахнет от колес.
Слухают ракиты
Посвист ветряной…
Край ты мой забытый,
Край ты мой родной.
* * *
Черемуха душистая
С весною расцвела
И ветки золотистые,
Что кудри, завила.
Кругом роса медвяная
Сползает по коре,
Под нею зелень пряная
Сияет в серебре.
А рядом, у проталинки,
В траве, между корней,
Бежит, струится маленький
Серебряный ручей.
Черёмуха душистая
Развесившись, стоит,
А зелень золотистая
На солнышке горит.
Ручей волной гремучею
Все ветки обдает
И вкрадчиво под кручею
Ей песенки поёт.
* * *
Я зажёг свой костёр,
Пламя вспыхнуло вдруг
И широкой волной
Разлилося вокруг.
И рассыпалась мгла
В беспредельную даль,
С отягчённой груди
Отгоняя печаль.
Безнадёжная грусть
В тихом треске углей
У костра моего
Стала песней моей.
И я весело так
На костёр свой смотрел,
Вспоминаючи грусть,
Тихо песню запел.
Я опять подо мглой.
Мой костёр догорел,
В нём лишь пепел с золой
От углей уцелел.
Снова грусть и тоска
Мою грудь облегли,
И печалью слегка
Веет вновь из дали.
Чую — будет гроза,
Грудь заныла сильней,
И скатилась слеза
На остаток углей.
* * *
Еду. Тихо. Слышны звоны
Под копытом на снегу.
Только серые вороны
Расшумелись на лугу.
Заколдован невидимкой,
Дремлет лес под сказку сна.
Словно белою косынкой
Повязалася сосна.
Понагнулась, как старушка,
Оперлася на клюку,
А под самою макушкой
Долбит дятел на суку.
Скачет конь, простору много.
Валит снег и стелет шаль.
Бесконечная дорога
Убегает лентой вдаль.
* * *
Задремали звёзды золотые,
Задрожало зеркало затона,
Брезжит свет на заводи речные
И румянит сетку небосклона.
Улыбнулись сонные берёзки,
Растрепали шёлковые косы.
Шелестят зелёные сережки,
И горят серебряные росы.
У плетня заросшая крапива
Обрядилась ярким перламутром
И, качаясь, шепчет шаловливо:
«С добрым утром!»
* * *
Нивы сжаты, рощи голы,
От воды туман и сырость.
Колесом за сини горы
Солнце тихое скатилось.
Дремлет взрытая дорога.
Ей сегодня примечталось,
Что совсем-совсем немного
Ждать зимы седой осталось.
Ах, и сам я в чаще звонкой
Увидал вчера в тумане:
Рыжий месяц жеребенком
Запрягался в наши сани.
* * *
Я положил к твоей постели
Полузавядшие цветы,
И с лепестками помертвели
Мои усталые мечты.
Я нашептал моим левкоям
Об угасающей любви,
И ты к оплаканным покоям
Меня уж больше не зови.
Мы не живём, а мы тоскуем.
Для нас мгновенье красота,
Но не зажжёшь ты поцелуем
Мои холодные уста.
И пусть в мечтах я всё читаю:
«Ты не любил, тебе не жаль»,
Зато я лучше понимаю
Твою любовную печаль.
… простоватые, наивные, малограмотные. Складывал два и два.
Могла ли Биче, словно Дант, творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить…
Но, боже, как их замолчать заставить!
И вам не хворать!
Здравствуйте, Альмир. К сожалению, Вы ошибочно определили «исконные устои» аристократии.
Разберёмся подробнее в этом понятии — «аристократ».
Что значит «аристократ»?
Мы, россияне, наследники страны побеждённых аристократов. В Революцию 1917 года, как общеизвестно, рабочие и крестьяне победили дворян и монархистов. Но это лишь слова, лишь оболочки смыслов, а каковы сами смыслы? Что побеждено в ту революцию? Что значит «быть аристократом»? Действительно ли необходимо было частично убить, частично посадить, частично вынудить к эмиграции, частично выставить ущербным классом аристократию?
Аристократ — это ущербный человек?
Наши дети и внуки будут так понимать значение этого слова?
Принц Эдуард Марка Твена — ущербный аристократ?
Или только русские аристократы были ущербными и заслуживали наказания?
Русские аристократы — это фамусовы? Это скотинины? Это господа-головлёвы, люди «легкомысленные и пьяненькие»? Это плюшкины?
Это Феликсы Юсуповы, своими руками убивающие блаженных?
Большой словарь русских поговорок В. М. Мокиенко и Т. Г. Никитина (2007 г.) даёт понятие «аристократ духа» с пометой «ироническое выражение»:
АРИСТОКРАТ
Аристократы духа. Книжн. Ирон. То же, что аристократия духа (АРИСТОКРАТИЯ).
Синонимы: аристократишка, барин, белая кость, благородный, вельможа, голубая кровь, гранд, дворянин, знатник, знатный, карманник, нобиль, оптимат, патриций, рыцарь, эвпатрид
Синонимы тоже выражают презрение к понятию «аристократ». Что значит эта насмешка?
Смешна сама мысль, что «аристократы духа» существуют. Это громкие слова для пустого места. Высокое название для низкой «натурки». Напыщенные слова для ничтожеств, возомнивших о себе невесть что.
Нет аристократов — есть аристократишки. Чванливые баре думают, что их «белая кость» белее, чем у черни? И т.д.
У понятия «аристократ» есть история.
Этому явлению не одна тысяча лет. Вряд ли одной революцией в одной стране можно уничтожить явление, до того тысячелетиями присущее человеческой цивилизации в целом.
Реальный словарь исторических древностей под редакцией Й. Геффкена, Э. Цибарта (1914 г.) объясняет конфликт плебеев и аристократов.
Греч. aristokratia образовано от aristos — благородный, лучший, и kratos — сила. Дословно «аристократия» — это «сила лучших», «господство лучших». Благородный — это и есть лучший. Благородные металлы, к примеру, зовут так не без причины.
Имя Аристотель тоже образовано от корня aristos:
от др.-греч. Ἀριστοτέλης, от др.-греч. ἄριστος «лучший», из праиндоевр. *ar- «подходить, быть годным» + τέλος «конец; результат; налог».
Аристосом изначально в Древней Греции называли того, кто по своим внешним и внутренним качествам превосходил всех. Самый умный, самый талантливый, самый доблестный, самый мужественный, самый находчивый, самый исключительный по полноте ума и духа. Отсюда — аристократ духа, то есть благородный (лучший) по духу, по своим истинным качествам.
Логично, что аристократами в древнем обществе становились самые способные, сильные и умные. Посредственности за ними не успевали. Сливки общества — это естественное явление, так как одни люди рождаются гениальнее и талантливее других.
В Древнем Риме потомки аристократов сформировали свой класс, свою коалицию — патрициев. Например, некий предок был очень силён, находчив и великолепен. Он победил в войне, получил лучшую невесту и воцарился. Он стал родоначальником дворянского рода. Его потомки стали патрициями.
Люди в древности верили, что лучшие качества передаются по наследству. Доблесть, красота, благородство, ум и талант патриций передает своему сыну. Например, яблоня определённого сорта каждый год будет давать именно такие яблоки. Её черенки будут обладать именно сортом этой яблони. Увы, не всегда происходило именно так с людьми. Человечий «сорт» не всегда передается детям. Видимо, «человечья порода» куда сложнее яблонной.
Потому потомки одного доблестного аристократа порой не обладали ни одним из тех качеств, которые когда-то вознесли их доблестного предка на вершину социальной пирамиды.
Ничтожных и порочных сынков родителей-дворян Пушкин звал «светской чернью».
Это является основным аргументом критики социальной системы с патрициями и плебеями: благородство не всегда передаётся по наследству, и в семье плебеев, чей предок был жалким, трусливым, лживым и алчным, может родиться сильный и великодушный аристократ. И тогда система будет ограничивать потомков. Такая система не сможет воздать потомкам должного.
Но заметьте: система работала в мире, в котором (как верили древние) дети непременно наследуют главные качества своих предков, как благородные кобель и сука всегда рождают благородных щенков, а те своих, и так далее. Это порода. Речь, видимо, всё-таки о генетике — которая предрекает многое, но не всё.
В Древнем Риме плебеи долго боролись за свои права. Они утверждали, что среди черни рождаются «аристократы духа», которые тоже достойны всего лучшего.
После того как плебеи добились права занимать все почетные должности, пишет Реальный словарь исторических древностей, патриции, которые были благородными по роду и только одни были nobiles, теряют исключительное значение.
Так появилась демократия: равноправие, право голоса быть услышанным, даже если то голос плебея.
Но «плебей», таким образом, есть обозначение рода, но не личности. В роду плебеев мог родиться «аристократ духа», а в роду патрициев — «плебей духа», верно?
Теперь образовалось новое «служилое дворянство»: как при Петре I, когда дворянские титулы раздавали отличившимся в бою — объективно «лучшим», показавшим себя лучшими, самыми сильными, талантливыми и верными бойцами.
И nobilis в Риме назывался каждый, чьи предки занимали курульную должность (то есть престольную: консулы, преторы, эдилы, диктаторы).
Нобилитет — это не «аристократы духа», а — «аристократы крови».
Есть разница, не правда ли?
Не сами по себе лучшие, а потомки лучших.
Не сами отличились, а отличились по батюшке.
Сами не обязательно могут, а вот батюшка мог.
Очевидно, что презрительное отношение к «нобилитету» — аристократам по роду — появилось ещё с тех пор, ещё тех аристократов плебеи обзывали «аристократишками», то есть духовно давным-давно обнищавшими, но всё ещё гордящимися достоинствами предков. Полноте, добейтесь чего-нибудь сами! — кричали им с иронией талантливые плебеи. — Будьте не только сынами умных: будьте и сами умны!..
Единственной привилегией знатности было ius imaginum. Ius imaginum имели только те, предки которых имели курульное достоинство. Это значило иметь восковые маски с лиц предков, которые передавали из поколения в поколение. Родовитые римляне устраивали шествия, на которых шли с масками своих великих предков на лицах. То есть буквально носили маску, закрыв своё лицо лицом своего благородного предка.
Чувствуете, откуда зародилось презрение?
Это не только форма уважения к великим предкам: это попытка «надеть» на себя заслуги предка, как будто свои собственные, как маску. Но что тогда под маской? Посредственность носит маску былого величия?
Отсюда и приходит мысль о том, что потомки не всегда достойны славы своих благородных предков. Что их привилегии, заработанные предками, им уже не принадлежат.
Однако разве это отрицает саму способность человека быть «аристократом духа»?
Очевидно, в России произошло наслоение и замена: понятия «аристократ» и «благородный» перестали обозначать истинные свойства личности, а превратились в обозначение лишь социального класса. А в этом классе были люди как высоких качеств, так и низких. Но низкие всё равно назывались «благородными», то есть носили маску своего «благородного рода». А благородный род недостаточно носить, как маску, — его нужно ещё подкреплять своими личными заслугами, умом, талантом, силой, благородством.
Быть не только сыном лучшего, но и самому продолжать быть лучшим.
Следовательно, сын великого — лучшего — человека, аристократа, который не обладает высокими качествами, — это «аристократишка», то есть аристократ мнимый.
А сын благородных людей, который не менее благороден и по своему уму и талантам превосходит всех вокруг, — это истинный аристократ.
Однако и сын низких родителей, который во всём превзошёл своих предков и возвысился в уме, таланте и добродетели над людьми, — это тоже аристократ, аристократ духа.
Увы, иллюзия, что аристократия — это лишь класс, так закрепилась в умах, что даже с победой «плебеев» над «патрициями» в России слово «аристократ» стало ироничным и позже утратилось в речи. Как будто благородство и красота духа были выдумкой дворян, как и их мнимое превосходство над чернью, и с разрушением соцкласса рухнули и эти понятия. Теперь над благородством смеются, так как это якобы придумка «бывших», а людям настоящим эти слова аристократишек ни к чему.
«Чернь» слишком уверовала в то, что она «чернь»?
Современные потомки плебеев больше не верят, что среди них могут рождаться аристократы духа?
Да, Альмир, мне тоже это знакомо. С детства я тоже писала грамотно, не зная особо правил языка.
Что есть правила?
Это не руководство к действию, а суммирование наблюдений над языком.
Следовательно, полагая, что правила диктуют нам, люди совершают логическую ошибку, путая причину со следствием.
Напротив, это люди классифицируют подмеченные явления и формулируют в виде правил, стремясь к ясности и простоте.
Стало быть, интеллекта человека достаточно, чтобы писать грамотно. Грамотность не всегда привносится извне — нередко она рождается изнутри.
Кстати, подробный рассказ Альмира о том, что именно он не знает в языке (подлежащие, деепричастия, рифмы и проч.), вышел подробнее моего ответа. Но мы же не считаем, что он так подробно объясняет, что значит не знать правил русского языка, как будто открывает америки маленьким девочкам?
С таким саркастичным и открыто презирающим меня и мои убеждения собеседником переписываться — одно наслаждение, в котором я себе откажу. Не могу чересчур разлакомить себя, блюду себя в строгости.
Кратко отвечу, что подло целые сословия называть «подлыми» — но Вы и так уже это поняли из моего предыдущего сообщения про aristos.
Подлость — это всегда не общественная, а личная черта.
К сожалению, среда влияет на формирование личности, и в подлом окружении нередко формируется подлый человек. Однако не всегда — иногда высота человеческого духа и таланта может воссиять над подлостью среды.
И слишком часто невежество, малообразованность, открытое презрение к «дурацким грамотным», этим «высокоблагородным интеллигентишкам, чтоб они все провалились», выливается в подлость.
Как Аристотель определил разницу между образованным и необразованным?
«Как между живым и мёртвым.»
Недавно прочла следующего содержания комментарий о дворянине Иване Алексеевиче Бунине: «Он гнусный бесчеловечный п******».
Подлое суждение, не правда ли?
Почему гнусный? В чём гнусный?
Гнусный — это внушающий отвращение, омерзение, низкий и подлый.
Это суждение о Бунине-писателе или Бунине-человеке? Пишущий испытал омерзение при чтении бунинской прозы или поэзии?
Ясно, что это суждение можно применять и к прочим людям искусства: Рахманинов гнусный, Лермонтов гнусный и проч.
Не обязательно знать и понимать искусство человека — можно всё равно назвать его «гнусным», так как это мерзкий высокоблагородный аристократишка, у которого исконное правило — убивать и воровать. Смерть буниным и рахманиновым, — видимо, выкрикнут в следующий раз.
Далее интереснее. Почему бесчеловечный?
И наконец — почему последнее ругательство?
От ненависти, от бессилия перед совершенством бунинской души. Бунин — aristos, так как его литературного и поэтического совершенства достаточно, чтобы считаться лучшим. То, к чему он призывает в своей литературе и что провозглашает, — благородно и высоко, а низость — сметь обсуждать не искусство Бунина, а сплетни о нём.
И это пишет тот самый народ, ради которого рвали душу Бунины, Некрасовы, Пушкины. И вот спрашивается: а оно того стоило?
А на самом деле, ответ таков: если из 10 таких комментаторов есть хоть один неконченый человек, то стоило.
Посмотрите в Литературной беседке: там есть отдельная статья с примерами.
Альмир, а Вы заранее подумали, как будете извиняться, если я отвечу — да?
Если мои прадеды и прабабушки относились к тем, кого Вы с презрением и насмешкой посмели назвать «высокоблагородиями»?
Если Ваши презрение и насмешка — это удар по моим праотцам?
Как в Вашем сословии принято извиняться за оскорбление?
Моя прапрабабушка была учителем русского языка и литературы. Как Вам известно, до революции учителя в Российской Империи получали личное дворянство. Это было прописано в «Табели о рангах». (Директора гимназий, к примеру, получали потомственное дворянство.)
А вестись на попытки задеть или оскорбить кого-то лично не стоит. Если товарищ будет и дальше переходить на личности, у нас для этого есть лекарство.
Издевательски отозваться о моём происхождении, о моих прадедах — достойно?
У меня с Вами, Галина, очень разные представления о достоинстве.
Я прекрасно понимаю, что человеку хочется внимания, диалога, показать себя. А не получается — ни в ВК, ни на других платформах. Сколько ни прошу что-то своё опубликовать, чтобы мы хоть понимали, кто так высокомерно всех критикует, — увы. С трудом нашла один стих в архивах «Истоков». Честно? — не впечатлилась, чтобы прислушиваться.
Может быть, вы объясните его смысл? и что это, если не оскорбление?
Кстати, в обсуждении вашего стихотворения в Школе поэтического мастерства он тоже оставил много комментариев. Все, адресованные лично вам, я пропустила. Некоторые, обращенные к другим авторам, типа «вы с ума сошли» и т.п., естественно, удалены.