Туманы Баармада

[1]

Перестук в кожаном мешке стих вместе с песней без единого слова. Тонкие девичьи руки выпустили пережатую горловину мешка и кости дробно рассыпались по темной от времени столешнице. Порхая над россыпью птичьих костей на каждой из которых виднелись руны племен Лукры руки сгребли все лишнее обратно в мешок. 

Просторную комнату блекло осветили ловушки с речными светляками. Старая Хиль не любившая яркий свет скупо подливала травяного сока жучкам и плетенные ловушки давали лишь малую толику света, которого еле хватало чтобы разобрать руны на костяшках.
 
Повсюду в помещении развешены тушки грызунов и пучки лесных трав, запахи сплетались в единый приторный, гадостный дух. Девчушка что раскинула на грубо сколоченном столе кости привыкнув уже к вездесущей вони вглядывалась в кости выпавшие из мешка. Шесть костяшек что упали как и положено при гадании в ряд заставили маленькое треугольное личико вытянуться. Тени залегли под глазами, нос хищно принюхивался уродуя выражением миленькое обычно личико. От руны к руне скользил прищуренный взгляд, пока в конец обессилив девочка не схватила самою страшную для нее руну со стола и обессиленно не плюхнулась на пенек что служил стулом в доме старой Хиль.

– Ну что Бьёлька? Увидела? – над самым ухом скрипнул режущий слух голос старухи.

– Ничего не понимаю… глупость какая то… – неразборчиво пробубнила хрупкая на вид девчушка лет четырнадцати. Волосы плотно стянутые ремнем терялись в капюшоне куртки.

– И не увидишь глупая пигалица, говорила тебе не сможешь. Слабачка еще, подросла бы для начала! – издеваясь старуха шаркала за спиной девочки заглядывая через ее плечи на кости оставшиеся на столе. 

– А погань выпала то, та еще погань! Слово мое помяни! Кому гадала то милочка? По братишке своему справлялась? – никак не унималась старуха заставив девочку вздрогнуть от прозвучавших вслух ее собственных мыслей. 

Взгляд девочки снова упал на выпавших как и положено рядком прорицательниц. Дорога. Потеря. Предательство. Труп. Зверь. И шестая что осталась зажатой в ладошке – Смерть.

От выпавшего перед Бьёль расклада внутри росло сосущее силы предчувствие. Перед глазами проплыла утренняя сцена. Брат уже оделся для похода на торжище. Обычная его светло коричневая куртка из оленьей шкуры, точно такая же как и на Бьёль, темные коричневые штаны из плотной кабаньей кожи с нашитыми поверх дополнительными лоскутами кожи и высокие подбитые мехом сапоги. Из откинутого за спину капюшона на нее смотрела рубиновыми глазками фьярри что не отлетала от Рьета ни на шаг. Маленькая, вредная, даже злобная временами лесная чудь, она совершенно менялась рядом с ним. Высокий, сильный, уверенный, спокойный. Рукой махнул, половицей скрипнул, дверью грохнул и исчез с обозом на лесной просеке.

– Ну ка дай сюда. – Старуха потянулась к шестой кости в кулачке, но тонкая ручонка бледной ловкой змейкой шмыгнула в сторону от скрюченных старческих пальцев. 

– Сама. Сама я, нечего за ним смотреть старая. Еще насмотришь ему пакостей, знаю я тебя! Сама управлюсь! – зашипела на пеньке девочка. Спрятав гадальную кость, прижав ту руками к груди. 

– Ой какая, ой посмотрите на нее, как дам по головушке твоей чтоб не дерзила… будешь знать. Сама! Тьфу… Пигалица! Да что ты можешь?! Смотри у меня, как бы не было кому знания передать, вышвырнула бы вон и шла бы дальше орехи по лесу собирать! – взвилась старуха и правда замахнувшись палкой что выпускала лишь отходя ко сну. Девчушка как смотрела на нее прямо, так даже и не моргнула. Зеленые глаза впились в водянистые, серые подслеповатые глаза старухи. Та как то сникла, руку с клюкой отпустила, лишь злобно и завистливо смотрела на молодую, полную жизни, способную, наглую… прям как она сама в молодости. Дура, дурой…

– Гадай сама, раз такая умная… – перекосившись лицом сплюнула старуха.

А девчушка внутри кипела тревогой. Как же так. Что же делать!

– «Быть не может. Не может! Все глупости! Так и не сказать ему уже ничего… ой, мамочки…» – мысли в голове пустились в пляс. Дорога. Потеря. Предательство. Труп. Зверь. Смерть. Пять ненавистных ей в этот момент костяшек выстроились в один ряд, а шестая их подруга, Смерть кольнула руку.

Вскрикнув девочка разжала кулак, с досадой накрыв рукой глубокий порез. Костяшка прокатилась через весь стол ровнехонько заняв свое место. От этого стало лишь еще страшней. 

Кровь словно ждала все это время шанса, побежала струйкой заставив девчушку позабыв обо всем, отвлечься от гадания. Бурча под нос на брата за глупости, на фьярри за наглый взгляд, на костяшку что клюнула ее в руку и на старуху что вечно шпыняет ее за зря поспешила отыскать чистое сукно. Распоров не единожды использованную для перевязи тряпицу, перетянула пораненную руку и снова нерешительно подступилась к мешку. Старуха словно воронье вертела головой, усевшись на кровать с любопытством провожала торопливые действия девочки. 

– «Еще разок. Так не бывает. Сейчас еще раз погадаю и все совсем по другому будет. Точно будет! И увижу все, вот так то старая, вот так то!» – накрутив себя, смела все кости обратно в мешок. Снова застучала гадальная родня из семи дюжин костей. Звонким голоском, она запела положенное песнопение Лукре-Хранительнице. Тихая песня без слов снова отзвучала в вонючем жилище колдуньи и Бьель застыла никак не решаясь высыпать расклад на столешницу.

Время потекло словно смола по стволу дерева, медленно, почти остановившись. В голове зашумело. Жмурясь девочка вытряхнула кости на стол, а распахнув глаза снова увидела в десятках костей тот же расклад. Точь в точь как в прошлый раз, в окружении прочих рун застыл ряд из шести костяшек. Дорога. Потеря. Предательство. Труп. Зверь. Смерть. 

Напрягшись изо всех сил, она как положено пыталась уловить что кроется за знаками, но вопросы остались без ответа. Ее силенок и правда хватало лишь на скупые ответы рун и никаких предсказаний ей пока не сделать.

– «Да чтоб вам пусто было!» – непонятно кого понося, Бьель смахнула костяшки внутрь мешка и плотно затянув тесемку швырнула его в самый дальний уголок хибары, под заливистый скрипучий смех старухи.

– Чтоб вы там подохли все, еще и его у меня отберите! Ненавижу! – схватив чашу со стола, она и ее швырнула вслед за костями, после чего вся злость улетучилась и резко уступила месту обычной для нее слабости. Оступившись, устояв лишь схватившись за край стола, девочка закрыла глаза зашипев от боли в руке, начала глубоко и ровно дышать.

– Ты что там удумала пигалица! Падать не моги! – задергалась подскочив с кровати старуха. Знала ведь что девчушка Йорундова слаба здоровьем, зря второй раз позволила… ой зря… 

– «Все силенки свои хилые отдала, ох я старая пустая трынделка!» – взъелась на себя старуха.

– Ничего, сейчас подышу и отстанет, да? – не понятно к кому обращаясь заговорила молоденькая гадалка, а голову все туже стягивал невидимый обруч…


[2]


Второй восход ехал обоз по просеке рубленой до самой границы леса мимо алых ядовитых ручьев по запорошенной снегом дороге. Десяток тяжко нагруженных повозок тонули в грязи заставляя вьючных вепрей вереща от натуги вытаскивать норовящие завалиться телеги. По обе стороны дороги уходили за спину огромные деревья с ядовитой алой листвой, отпрыски древа-матери что дала приют людям Тейла. 

Толстые, почти черные кривые стволы причудливыми изгибами уходили в небеса, а по дороге то и дело попадались тянущиеся через прорубленную просеку к родне корни силясь закрыть шрам на теле леса. Колеса повозок в добрый рост человека со скрипом переваливаются через корни, а тюки подпрыгивают в такт. Разбитая копытами дорога того и гляди превратится в сплошное коричневое месиво, а тут и там слышен шелест любопытных фьярри.
 
Маленькие человечки выглядывали из крон деревьев, порой дразня охотников из первой сотни Тейла. Тщедушное девичье тельце, едва прикрытое пестрящими яркими красками мехом бросалось с ветки на голову всадника, норовя дернуть за бороду или ус. Охотники по привычки отмахивались как от назойливых мух, давно привыкнув к этой игре вредных проказниц.

Во всем лесу царил сладковатый запах гнили лесных топей, а за ближайшими деревьями сплошной стеной встал молочно-белый туман, не давая разглядеть не скрывается ли хищник у дороги, не поджидает ли момент когда сможет схватив одного из вепрей, опрокинув седока утащить в глубь леса. 

Не будь на каждом жителе Бурга Тейла оберега что позволил носить хозяин этого леса в обмен на дань что платили люди, не видать им ни повозок, ни верных вепрей, ни людей, да и просеки этой не видать. Любой чужак не протянул бы этом месте и дня. Потонуть ухнув топь будет еще не самой худшей долей. 

Каждый из всадников едущих на огромных буро-черных кабанах что повизгивая месили грязь и так и норовили устроить между собой драку замечал звенящие голоса лесных птиц в тумане и тени что носились между деревьями. То ли очередные фьярри скрываясь от глаз перелетали шелестя острыми как охотничьи ножи кожистыми крылами, то ли летающие псы кровопийцы ждали момента когда вождь объявит привал на ночь чтобы втихаря подобраться к прикорнувшим тягловым кабанам.

День правда только занялся, а всю ночь группа сменяясь не прекращала ехать не давая и шанса обитателям леса совершить глупости и пойти против воли хозяина этих земель. Даже если нарушителя накажут после, жизнь кабана или уж тем более человека не вернешь, лучше лишний раз не искушать. Чем дальше от материнского древа отъезжаешь в Поганом лесу, тем смелее и злее становятся хищники. Возле Бурга же промышляла лишь одна тварь, и той еще не пришел срок появиться. 

Горная тварь, что лучшим лакомством считал фьярри или детей из Бурга Тейла не должна так рано показаться. Как только сойдут снега, как отступит мороз, вот тогда. В дни цветущего орешника, когда пыльцу сдует свежий западный ветер что пробьется сквозь деревья. Вот тогда ухо надо держать востро и в оба глаза следить за ребятней и мелкими лесными пронырами. Не гоже почитающим Лукру оставлять давших кров без защиты и Тейл как и все прочие вожди клана до него истово клялся Маариде, королеве фьярри что при случае изведет горную чудь. Правда до селе, сколько бы людей головы не сложили, какие бы ловушки не измыслили вездесущая по весне темная туша уходила как вода сквозь пальцы, оставляя после себя лишь лежащие переломанными кулями тела. 

Полдень прорвался замерший мир редким гостем, солнцем что пронзив туман и алые кроны слабо заиграл на бляшках ремней и заплечных мешков. Ветер сменив направление встряхнул застывшие кроны деревьев, заставляя тени под ногами ритмично шевелиться в такт. Тучи что казалось задевают алых гигантов за макушки ускорили бег, местами давая выглядывать паре дневных светил. Местами заигравшиеся птицы устаивали гвалты и потасовки в за удобную ветку у самой дороги, давай утомленным мужчинам развлечься с хохотом наблюдая за руганью пернатых, разве что ставок на них не делали. 

Размеренно плывущие за облаками ярких пятна довели обоз до ручья что пересекал просеку. Обе стороны ручья лес уступил болоту, смертной трясине что пучится бледно розовыми пузырями и режущими глаза испарениями. Посреди болота что разрослось у ручья то и дело попадались совсем уж чахлые деревья, будто израненные он ломкими стволами старались подражать своим братьям из леса, но и десятка саженей в высоту не набирали накрывая дорогу плотно сцепленной крышей из мелкий веток и схожих с каплями воды алыми листочками. 

Под копытами вепрей при каждом шаге чавкало, булькало. Вепри верещали недовольные уходящими на ладонь в землю копытами. Через ручей перекинулся добротно сколоченный из толстых бревен мосток, но за раз проехать умудрится лишь одна повозка. Ехавший впереди на здоровенном буром вепре рослый и статный молодой парень вскинул руку останавливая повозки. Правая рука застыла возле копий что крепились к широкой спинке ездового седла. Голова скрыта за массивным капюшоном, из под него выглядывал тонкий подбородок без единой волосинки. Не зная причины каждый бы удивился что обоз ведет безусый юнец, но коли уж вождь повелел, да и паренек приходился сыном самому Йорунду что водил чуть не два десятка лет обозы на торжище. Так что первый десяток знай себе помалкивал в бороды, что не гоже юнцу их, опытных да бывалых водить. Каждый помнил, лучше отца мальчишки никто сквозь ложь не зрел, да и следы как открытую книгу не читал. Сказал Тейл — Рьет осилит. Что не хуже отца разберется, значит так тому и быть.

Капюшон сам собой откинулся назад, открыв коротко сбритые охотничьим клинком волосы, старый глупый обычай. Плотно обхватив голову из капюшона выбралась фьярри с хорошо приметным издалека оранжевым мехом. Поди и не соблюдает никто правила, что до свадьбы волос отпускать да и косы сплетать не моги.

Красивое гордое лицо, точь в точь Йорунд обритый будто застыло. Прямо перед лицом мелькнули фьярри, одна, вторая, третья того и гляди порежут. Но каждая мелькнувшая фигурка делала пирует и так и не притронувшись и не задев Рьета садилась на куртку хватаясь коготками на тонких ручках и ножках. Уже добрая стайка прикрыла собой курку галдя на все голоса на своей одним колдунам, да вождю ведомой тарабарщине. 

Следовавший за молодым пареньком Тейл подъехал на черном, еще крупнее чем у Рьета кабане. Тут и там на нем уже виднелись старчески шишки, но уж точно не пришло бы никому в голову проверять крепость играющих под густым мехом мышц. Голова Тейла украшенная черной копной волос, уже блестела местами серебристыми локонами. 

Бургом править дело не легкое, рано старит. Широкая, даже массивная спина вождя укрытая сейчас толстой медвежьей шкурой от холода размеренно качнулась в такт шагу вепря. Широкое лицо, темное от глодавших его морозов и промозглого ветра Поганого леса и густая черная борода до самой груди. Рука вождя спокойно лежала на тертой рукояти колуна, излюбленного оружия с которым и дерево подрубить и чудь успокоить можно. 

– Тейл, фьярри ахинею несут про жуть дальше по просеке…

– Это я и без тебя слышу, или позабыл, что не один такой умный? – в усы улыбаясь подначил мальца вождь, не без удовольствия заметив стыдливый румянец на лицо паренька. Добрый зять выйдет для его Дайлы и с чудью речь держать умеет и охотник не последний, да и боец на загляденье подрастет. А вот вести от фьярри были и верно странными. Чтобы так расшугать мелочь лесную, это кто же осилил. Твари не время, а окромя нее и не кому. Никто в лесу и когтя на них не поднимет, не то что слопает. На случай непредвиденного рука сама собой вытянула из петли на седле колун, ноги привычно толкнули пятками в бока вепрю. 

Низко пригнувшись к широкой кабаньей голове Тейл пустил его вперед через мост громко протопав по бревнам. Без удивления услышав за спиной тяжкие шаги вепря Рьета, увязался… одного не оставил. Молча как репейник вцепился. 

Тейл обогнув широкое словно ствол родного для кланов Лукры дуба, давно позабытого древа за стенами что отрезали весь остальной мир от людей, из-за которых некогда сбежали их предки в эти непролазные чащи, предпочтя опасный и жуткий своими странными законами мир. Перед ним на просторной лесной прогалине в высокой траве двумя безвольными мешками лежали покрытые запекшейся кровью две девочки из его Бурга. Увиденное заставило Тейла со свистом выдавить из легких воздух, враз соскочив с широкой спины кабана. За спиной было слышно растерянного Рьета что с опозданием последовал за вождем. 

Тейл лишний раз убедился, обе девчушки из его Бурга. Когда уезжали, девочки спокойно себе убегали в лес, с оберегами как положено. До твари еще чуть ли не четыре десятка восходов. Кто? Кто хворь его разбери смог сотворить? 
С горьким привкусом во рту Тейл встал не сводя глаз с двух застывших в ужасе лиц. 

А ведь он знал чьи они дети… Ему им в глаза смотреть, не кому то. На телах страшные порезы, животы в кровавых пятнах. Проглотив комок в горле вождь бросил взгляд на Рьета что побледнев не сводил глаз размером с две чарки домашнего ягодного вина. Даже фьярри на его куртке притихли с опаской попискивая и жалобно смотря на хорошо знакомого им великана Тейла. 

– Дабор! Ардан! Ко мне! – Во все легкие крикнул Тейл. – Я вокруг пройдусь, вдруг следы остались. Заверните страдалиц как положено, чтобы не стыдно было родным передать и умойте хоть бедняжек.

Из-за широкого ствола показались два воина из первого десятка, битые жизнью мужики скривились с одного взгляда поняв возле чего застыл вождь с пареньком. Держа копья рядом, она вместе с бледным как смерть Рьетом кое как из фляг обмыли руки и лица девушек, пока Тейл согнувшись в три погибели медленно обходил поляну не отрывая глаз от земли.

Трое сосредоточенно приводили девочек в порядок. Тела еще не сковало, умерли совсем недавно, не окоченели. Сложив по ровнее, завернули в шкуры что притащил позднее Дабор. Сами они не заметили когда Тейл пропал из виду углубившись в лес, но еще один крик вождя заставил всю троицу вскинуться.

– Дабор, Рьет, Ардан, сюда быстро! – из молока раздался приглушенный деревьями голос Тейла. Трое побросав дела, схватившись за копья рванули в подлесок в тень алых крон сквозь мешающую вздохнуть полной грудью молочную стену. Короткий отчаянный бег и впереди замаячила широкая спина Тейла. На деле он и ушел то десятков на восемь шагов, а поди ж ты, будто с добрых трех четырех сотен кричал. Впрочем ничего странного для этого места, и не такие чудеса творятся на охоте в чаще. 

В руках вождя тряслась еще одна девочка, пустым взглядом уткнувшись тому в грудь. От троих ее соплеменников девочку казалось затрясло лишь сильнее. Она так и не нашла сил повернуться на звук ломающихся веток. Лишь крепче вцепилась в кожаную куртку Тейла. 

Примчавшиеся хмурыми взглядами окинули малявку, во взгляде каждого читалось что сделают с чудью или человеком что устроил такое посреди торга. Правда вряд ли учудившим был человек. Раны на телах сами за себя говорили, каждый знал чьи отметины. Но нет. Не хотелось верить, что вопреки всем привычкам, вопреки многим поколениям тварь раньше срока спустилась с гор и прямо сейчас уже рыщет вокруг Бурга ища себе пропитание. Там же вся мелочь каждый день в лес носится! Лукра-Мать сбереги! 

– К обозу! Забери ее Дабор! – Перекинув совсем еще маленькую девочку лет восьми, что так и не поднимала глаз и не переставала трястись как лист на ветру на руки светловолосого охотника, что от рождения прославился мягким нравом. Самое то для нее сейчас, именно с ним ей самое место. – К обозу! С телеги одной раскидать мешки по оставшимся. Пять копий заберу. 

– Рьет!

Резкий окрик выдернул из омута мыслей молодого парня.

– Поведешь людей на торг, по сторонам смотри. Чудь свою уговори по кустам пролетать, как хочешь а уговори. Хоть телегу с верхом рыбы с мясом ей обещай, но чтобы всю дорогу шустрила по сторонам, пока из лесу не выйдете. Я уж слово сдержу, только не дай людям полечь.

Тот кивая на ходу, уже идя в сторону оставленного вепря сам не замечая поглаживал голову затрясшейся на плече фьярри. В вони от испарений ясно примешивался запах пролитой совсем недавно крови. Он щекотал ноздри, нервировал вепрей. От беспокойства они все это время простояли топчась на месте и уже измесив в кашу землю под копытами. Даже не сцепились как бывало стоило лишь отвернуться от пары кабанов.

Тейл еще некоторое время сновал между людьми раздавая указания, придирчиво следя как мужики перебрасывают добро между повозками. Даже раз дал волю нервам, когда два охотника оставшись с мешками полными рыбы никак не могли примостить их ни на одну из и так заваленных сверх всяких мер. 

– Да бросьте вы этих головастиков ко всей нелюди! – накинулся на двух мужиков Тейл, выхватив один за другим у них из рук мешки, он быстрым движениями срезал верх мешков ножом и вышвырнул широко размахнувшись рыбешек в лес за просеку. – Топчитесь как две девки! Пусть жрут раз привалило, не убудет!

Как только телегу освободили, внутри аккуратно положили два тела, прикрыв сверху шкурами чтобы зверье не привлекать лишний раз. Выжившая девочка, чуть отойдя от шока разревелась, да так и не смогла и двух слов связать чтобы рассказать кто на них бросился. Только жаловалась у Дабора на руках, не переставая реветь. 

Тейл как обещал забрав с собой двух своих ближних, Дабора с Арданом, прихватив еще троих тертых по лесам мужиков из первого десятка, встал перед Рьетом. Парень и без того утомленный не сладкой со дня ухода отца жизнью как то посуровел, ожесточился. Под глазами синяки, губы в одну линию. Зеленые глаза не блестят больше, а словно у чуди мерцают увлажнившись от нервов. Крылья носа так и ходят ходуном как у зверья. Молодец. Держится. Собрался. На того можно оставить, уехать обратно в Бург, предупредить всех и трястись что обоз разорвет без отпора неизвестная тварь.

– Людей доведи.

– Да, Тейл.

– Мелочь свою заставь…

– Полетит, слово даю – полетит, Тейл.

– Мы уехали. Я в тебя, как в Йорунда верю. – сказал Тейл, с сожалением заметив, как Рьет вздрогнул от упоминания отца что в один прекрасный день когда мать Рьета пошла на дань хозяину леса встал посреди поселения и закричал что уходит. Что зла ни на кого не держит, но и жить здесь боле не будет. Детей своих на Тейла оставляет, чтоб воспитал как положено и ушел не слушая никого за ворота. Свернул с просеки и в самую чащу, так его и не видел больше никто. 

– «Может и не стоило Йорунда поминать…» – мелькнуло в голове вождя. 

– «Может и зря я…»

– Все! Мы уехали! Рассчитываю на тебя, Рьет! Чисто справишь, по возвращении с Дайлой сосватаю! Слово даю. – Громко крикнул вождь, чтобы каждый слышал кто следующим Бургом справлять будет. Чтобы и тени мысли не было парню перечить пока Тейла рядом нет.

Не сводя глаз с Рьета, вождь шагнул к своему вепрю. С трудом оторвавшись от такого знакомого с его вождя детства лица… надо же им было… один в один с Йорундом уродиться! Вскочив в напоминающее трон седло он чуть ли не зло вломил вепрю пятки в бока и криками стал подгонять развернувшуюся телегу и трех седловых в сторону Бурга. 

Рьет еще долго смотрел в след, пока те не скрылись в тумане. Вокруг собрались мужики из первой сотни Тейла, на каждом лице были смешанные чувства. Кто доволен остался, а кого и не радовали перемены. Не всем поступок отца по душе пришелся и не каждый оценил, как клан лишился ощутимой прибыли что приносили торги что вел отец. Без него, выторговать Тейлу удавалось куда как меньше, разговорчивого, хитрого, сильного и впечатляющего Йорунда. 

Впереди тяжелый путь, который уже на полудне превратился чудь его разбери во что. Глубоко вздохнув Рьет крикнул всем собираться, сам подав пример взбираясь на спину своему вепрю.


[3]


Обоз снова тронулся в путь. Как и прежде поехав впереди, Рьет остро ощутил отделившую от остальных границу. Лишь в один корпус вепря, а словно занавесь на входе в комнату закрыла будущего вождя от остального отряда охотников. Те притихнув поглядывали по сторонам, не спуская рук с копий и топоров. А ехать еще как ни крути а прилично, пока светила не укатят далеко за правое плечо, готовясь завалиться за горизонт.

Настороженный Рьет не раз и не два замечал, как некоторые погружаются в невеселые мысли, особо те кто оставил дома жен с мелкотой. Нелюдимому парню лишь оставалось стискивать бессильно зубы. Он не Тейл, тот бы враз придумал как занять три десятка бородачей делом не дав потонуть в вязких думах. Почему его оставил, не одно же чутье на ложь… Чем оно тут поможет то!

Оставшиеся повозки перегруженные мешками да плетенками что не сотня шагов так норовили увязнуть. Уже и охотникам приходилось подталкивать телеги. Где хватало добрых пары рук, а где и вепря понукать приходилось. Подперев покатым лбом борт кабаны с жалобным визгом разбрасывая ошметки грязи толкали вставшую словно вкопанную повозку вперед.

Замедлившийся отряд не переставая облетала фьярри, пригретая Рьетом чудь без всяких оброков взвилась в воздух и весь путь мелькала между деревьями делая лишь коротки передышки. К жалости парня, подружки его любимицы разлетелись кто куда как только вождь скрылся за поворотом, так и не дав ему и шанса уговорить их помочь.

Рьет отчаянно перебирал в голове что делал в хоть сколь похожих случаях Тейл и не заметил, как его бурый Арба поддал хода чувствуя беспокойство хозяина. Очухавшись уже шагах в десяти, стараясь вида не показать, что случайно уплелся от отряда, словно проснувшись от накатившего вдруг раздражения.

– Кадам! Кадам подъедь!

Самый старый из выехавших на торг охотников не дернув и мускулом поддал в бока своему животному поравнявшись с Рьетом. Тот отвернувшись от остальных и приглушив как можно тише голос чтобы расслышал один лишь старый охотник, хотел было выпалить, но старый опередил, сам горячо заговорив:

– Дрянь дело, Рьет, дрянь! Дорога размокла, раньше отродясь даже по талому снегу такого не бывало. Чуешь? Воздух мокрый! Дрянь я тебе слово даю, не зря тварюга явилась, как пить дать тепло раньше наступит! – первым заговорил склонившись ближе к Рьету охотник. Тихо, так чтобы остальные не слышали, будто каждый сейчас именно об этом не думал.

– Кадам. Брось гадать, не нашего ума дело сейчас. Наше дело товар довести, да целыми остаться по дурости не пропустив к себе мразь эту. Займи людей, пусть по обочине разойдутся, к самому краю и с леса глаз не спускают. Ильда глазастая, но эта фитюлька глупая может и просмотреть. Не зря же он и фьярри лакомится. – возбужденно и так же шепотом затараторил Рьет.
 
Выслушав все Кадам распахнув глаза долгим взглядом уперся в молодого парня. Хмыкнул в усы хмурясь недовольно, пробубнил не известно, что и будто не решившись сразу, да с ходу все что думает выложить, набравшись злости сам теперь горячо зашептал:

– Ты это, как знаешь, а не меня набольшим оставили. Я обоз на торг вести не подписывался, людей до костра целыми дотащить не обещал. На тебя все спихнули, сам и расхлебывай! А меня не вяжи в это дело. Мое дело маленькое. Появится кто – коли. Замечу что – кричи. Зацепятся дурни – растащу. Над тебе чего, спрашивай, как есть все выложу… но мужиками понукать ты уж сам. Ясно? – сердито, зло да и не без опаски выплюнул Кадам.

– Спихнули значит…

– Да спихнули, или не видел, как Тейл рукой на нас махнул? Мог и Ардана в Бург послать, нет же, сам поскакал. Женку с юбками своими мелкими проверять. На тебя желторотого обоз бросил и плевать передохнем мы с тобой вместе здесь или дотопчем… любимчиков прихватил и будет. Сбежал как псина, к шлюхе своей колдунской, а мы помирай… – заведясь, Кадам сам уж понял, болтнул лишнего, но даже слова вставить не успел.

Из груди Рьета вырвался почти звериный рык. Мышцы напряглись, жилы на шее вздулись от накатившего враз бешенства. Отброшенные поводья хлестнули не ожидавшего подвоха вепря по глазам. Схватив охотника одной рукой за горло, другой за бороду Рьет сам уже падая с рванувшего в сторону кабана стащил за собой поносящего Тейла в грязь. Крепко сжатый кулак влетел не разбирая в рыжую с проседью бороду. Раздался крик, Герунд почти Рьету ровесник закричал остальным что Кадам с Рьетом зацепился. Но растащить уже никого не успели.

Опрокинутый охотник словно ласка вывернувшись из рук молодого парня, кое как откатился блеснув на солнце металлом. Герунда рванувшего было встать между ними мигом самого скрутили в несколько рук. Пусть разберутся, мол, не лезь в чужое дело. Столпившись полукругом все напряженно смотрели чем кончится и пытаясь догадаться с чего началось.

– Выблюд Йорундов! Удумал меня в зубы угощать?! Я тебя научу к старшим с уважением… – зашипел Кадам утирая губы. Оба в грязи с головы до ног скользнули кругом. Каждый шаг трудный, опасный. Ноги того и гляди уйдут с припорошившем просеку снегом в сторону, рвани не аккуратно выбрав момент, только попробуй. 

Рьет в той же позе, низко пригнувшись медленно вытянул из-за пояса охотничий нож. Почти черная от времени рукоятка на которой прадед вырезал зверье что Рьет и в глаза никогда не видел привычно легла в руку.

Кадам не давая Рьету сделать и выпада неуловимо метнулся вперед. Лезвие как ползучий гад метнулось лицу Рьета норовя то уколоть в горло, то полоснуть по глазам. Парень отступил на шаг, второй, уже третий, нутром чуя что добром не кончится кубарем покатился в сторону от разошедшегося охотника. Тот рванул следом, ловя момент, не дать подняться, задавить, подмять наглого сопляка. 

Рьет лишь сейчас сделал на одних инстинктах попытку ответить, остановить выпучившего глаза Кадама полоснув того по рукам, да хорошенько кольнув метя в живот. Едва не напоровшись на нож, тот снова закружил вокруг паренька высматривая момент.

Дыхание у обоих сбилось, Кадам улыбался снова окрасившимися сукровицей губами предвкушая легко давшуюся ему победу. Еще в голове не отшумело, не прояснилось от стука крови в висках, что и гордиться ему, в первой сотне ходящему нечем. Подумаешь молодняк порезал, стыд то будет. Но сейчас…

Рьет с непривычки заходил ходуном, только что лезвие мелькало едва касаясь то глаза, то глотки. Вдувая в себя полные легкие, ничего не соображая видел лишь лыбящиеся губы. 

– Ну, где наука твоя, старый? – хриплым от пересохшей глотки голосом бросил Рьет, сам метнувшись к охотнику. Замешкавшийся Кадам с холодком ужаса увидел спрятанное под рукавом лезвие, сменив хват Рьет уже занеся для удара нож был в шаге от противника. Бывалый охотник лишь успел не глядя отмахнуться, взвыв от пронзившей руку боли. Огромный кулак до хруста сжатый от страха метнулся Рьету в голову, почти выбив из молодого парня дух.

Обронив ножи оба сцепившись, рыча как лесная чудь свалились в грязь. Завозились на земле понося друг друга на чем свет стоит, пока оседлавший одним разве что чудом охотника парень, с налитыми бешенством глазами замелькал кулаками вбивая того в грязь, пока и рук то держать сил не осталось.
 
С оторопью смотревшие за яростной схваткой мужики, решились было разнять, но верещащая фьярри упавшая с одной из веток над головами резанула когтями по щекам самых рьяных, а Кадам так и остался лежать распластавшись, лишь сипел да ничего не видящими глазами пялясь в небо, совсем уж еле дыша.

Лишь отдышавшись да успокоившись Рьет поднялся на ноги. Если сейчас не решит вопрос, не бывать ему вождем. Назови его хоть Тейл, хоть сама Лукра вождем а как ни крути без следующих за ним людей не будет ничего. 

Отряд гурьбой в полном молчании стоял рядом. Рьет еще не растеряв зло от драки поднял горящие глаза на оставшихся в стороне мужиков и по наитию начал действовать.

– Поднимайся Кадам, слово скажешь свое. – схватив за грудки валявшегося в ногах Кадама, Рьет вздернул недавнего противника на ноги. Тот шипел схватившись за кровоточащую руку. Взгляд скользнул по Кадаму зацепившись за следы кулаков да кольнув болью в виске. Зудящий болью висок всколыхнул остатки гнева. На взбухшем кровью и синевой лице охотника едва заметно приоткрылись глаза.

– Что смотришь! Повтори то, что сказал мне!

– Дорога размокла, раньше отродясь даже по талому снегу такого не бывало… – с перекошенным болью лицом тихо заговорил Кадам не сводя заплывших глаз с молодого парня. 

– Нет, не это мне повтори! То за что в зубы взял! Ну! – с вернувшейся в руки дрожью Рьет что есть сил встряхнул охотника заставив того вскрикнуть и прижать к телу раненную руку. В толпе не выдержали, шагнули… – Стоять всем! Повтори!

– Тейл бросил нас… А сам с дружками до юбок домашних подался бросив нас на этого желторотого. 

Гомон встал, каждый норовил высказаться. Кто соглашаясь, а кто обещая в Бурге зубы выбить если на дороге попадется. Едва не передравшиеся мужики заткнулись снова от крика Рьета:

– Договаривай! Слово в слово!

– Сбежал как псина, к шлюхе своей колдунской, а мы помирай… – низко опустив голову в полный голос выдавил охотник. От его слов и толпа притихла. Каждый в эту секунду думал, после такого лучше самому на нож и правда дал лиху, пятый десяток считай землю топтал, а такое сыну Йорунда ляпнуть. Тейл узнает сам закопает, или утопит или… мать честная и подумать страшно!

– Кто еще так же мыслит? – Рьет сжав кулаки, весь подобравшись, готовый к новой драке шагнул к толпе в упор рассматривая лица. Задерживаясь на каждом, пока взгляд не отводили. – Никто? Молчите? Кадам!

– Что тебе… – тихо как то, обреченно ссутулившись буркнул охотник. 

– Кабана распрягай…

Глаза Кадама в раз распахнулись:

– Ты чего Рьёт… не губи… – сбиваясь, пошатнувшись от вставшей перед глазами картины как его порешат на месте и даже чухнутся. Свои же!

– Ты что старый, головой ударился? Тебя в детстве мешком пыльным по голове не били? – только сейчас поняв, что ляпнул на ходу как мог отбрехивался парень, себе же спасая шкуру, после такого все мужики за спиной напряглись, ощерились, а кто и шагнул незаметно поближе… тюкнуть раз по затылку зятька Тейлова. На всякий случай, чтоб до края не доводить. – Кабана своего распрягай, повозку тащить будешь.

– П-понял. Ща слажу все. – Помычал Кадам резво заковыляв к своему вепрю, будто и не валялся пластом только что, первым делом хватаясь за седельные сумки где как и у каждого имелись травы да тряпье для перевязи.

– Я б лучше мешком огреб, чем кулаком в зубы! Хотяб и пыльным. – раздались из отряда первые смешки. Кто то захохатал над немудреной шуткой в раз разрядив обстановку.

– Мужики, обождите ржать! О том что тут было, Тейлу ни слова. Узнаю кто рот открывал, в яму на пару пойдем… а там нас пусть Лукра с Праотцом рассудит. – Оборвав смех, Рьет спокойно оглядел посерьезневших мужиков, все как один одобрительно загудели признавая, что ради такого на поединок с Тейловым зятем не пойдут. Как один дали слово что молчать будут до последнего своего кострища. Ни слова, даже деткам с женами. 

– «Ну вроде обошлось. Что же нашло то на меня… Вечно не подумав лезу… Не приведи Лукра, Тейл узнает. Кадаму точно головы не сносить, а ему зуботычин за то как споро кулаки в ход пустил. Это же надо так опростоволоситься. Грязный теперь как свин последний да еще и с пухлой рожей…» – выдохнул расслабляясь Рьет еще раз оглядывая лица, выискивая хоть намек на то, что кто-то из мужиков надумал потом напеть про все дядьке Тейлу.

– Осталось немного, с кабаном то Кадамовым, вас так же касается! Впрягайтесь, времени мало и так задержались. 

– Так тварь же Рьет! А если кинется! – выкрикнул один из охотников.

– Не кинется! 

– Да откуда ты знаешь! – прилетело с другой стороны. Умные самые, с заднего ряда глотку рвать, а сами и носа не показывают… вот же. Будто голоса ваши не знаю!

– Башкой своей поработайте! Кого тварь по весне жрет больше других?

– Мелочь да баб… – Тихо сквозь зубы процедил Гирунд, враз потеряв все веселье.

– А баб с мелкотой где сейчас много?

– В Бурге – снова за всех с неохотой сплюнул Гирунд.

– Вот для того туда Тейл и рванул, дурьи головы! Тварь от Бурга отгонять, а вы тут сопли на кулак намотали. Что тут тварь забыла? Задницы ваши тертые жевать? Кому вы сдались! В телеги впрягайте, торг на носу, за темно приехать надо. Кончай лясы точить! – подстегивая криком мужиком, Рьет с облегчением увидел, отлегло у большинства, отпустило. Видно было кто о своей печенке заботился, а кто о домашних, но как бы там ни было, а люди делом занялись, засуетились снимая с вепрей что успели и передраться и расползтись по сторонам дороги. Вот ведь позорище то, видел бы Тейл точно в зубы всем насовал бы. Стыд то, что за день такой, все на перекосяк!

Сам поправив сиденье на обижено покосившемся Арбе, Рьет осознал наконец, продрог до костей в насквозь мокрой от липкой грязи одежке. Мужики споро впрягая вепрей в телеги уже почти готовы были трогаться. Завернувшись в одну из шуб на продажу, клацая порой от холода зубами втянул воздух в полную грудь, выдохнул и снова втянул пусть горький, кому-то и мерзкий, а ему родной воздух. 

Лишь бы он с идеей своей не промахнулся… С одной стороны, не приведи чудь он прав окажется и тварь второй день у Бурга куражится, а с другой. С другой, ежели она по их душу придет, то о возвращении можно и не мечтать. Без вепрей, с одними ножами да копьями, посреди дороги разойдясь вдоль телег. Не выжить…

– Тронулись! – Возопил он, чтоб слышали у дальней телеге, приметив что остальные только и ждут что отмашки и отряд снова тронулся скрипя и чавкая колесами. Вернулись гомон разговоров, кто то через телегу байку травил, кто про рыбалку свою сказки рассказывал. По краям пешие, вдоль самой границы с лесом не буравили взглядом начавший рассеиваться ближе к выходу из лесу туман. 

Чудь его пестрая словно мысли читать умела тенью метнулась из под шкуры на ближайшее дерево. Голова во все стороны вертится, огромные для мелкого девичьего личика гляделки не мигая высматривают общее для них с людьми страшилище. 

Не пример прежней скорости, с тремя вместо одного вепря в тягловых повозки споро пошли по грязи. Так уж точно ко времени успеть можно. Кадам же перевязавшись ушел к последней повозке и носа не показывал, поглядывая из далека в спину Рьету. Тот несколько раз оборачивался чуя взгляд, но охотник делал вид что будто и не пялился секундой раньше. То ли зуб точит, то ли понял уже как близко к краю со своим языком длинным подошел. Совсем от страха разум потерял, такое про Тейла, да даже в запале… как язык повернулся! 

– «Вот так, можно и довести всех. Как там отец говорил? Что ни стрясется, все к лучшему. Так ли? Не врал? Не кривил ли душой? Чего же бросил нас, да в лес ушел?» – погрузился в невеселые думы Рьёт. Сейчас когда отряд и правда он ведет. Когда косо не смотрят, не давят от его слов лыбу презрительную в бороды можно и до торга добраться затемно… Был бы Тейл здесь…


***


– Ну, пей кому говорят! – зашипела старуха на лежащую в беспамятстве девчушку. Та не открывая глаз через глоток заходилась сухим кашлем. Лицо осунулось, бледная кожа веснушками богато усыпленная совсем серой сделалась. Пигалица так не кстати растратившая и без того не великие силенки как подкошенная рухнула на пол. Каких усилий стоило скрюченными возрастом руками втащить молодку на кровать одной только Лукре известно!

– Эх, коряга старая, могла и заметить. – бубнила под нос колдунья. Все помещение ее дома, что было одной единственной комнатой что вобрала в себя и кухню и спальню да и места проведения всех ее не особо мудреных ритуалов заполнилось терпким запахом закинутых в огонь трав. Гаденько, мерзко конечно, но головушку то прояснит, силенок придаст. Дымный чад от травного сбора уже половину дела сделает. 

Это конечно не ведовство Шаргиз, что у Дирсина Талдасарского столуется, не его столпы, не пойми чьими знаниями пользовавшиеся, да и не чудь что вообще вещи невиданные себе позволяет, но и она, старая Хиль, сотворить кой чего может. Вот близится час когда жизнь свое затребует, скрутит ее, удушит за то что знания не передала, не отдала дарованное матушкой Лукрой. А передавать то кому? Одна Йорундова пигалица и осталась. 

Душой покривить можно с кем то, но с собой то не выйдет. Пигалица та еще заноза, прости Лукра… известно где. Характер несносный, свое мнение на все имеет, упертая как один из Тейловых пятаков бурых, но ведь и запоминает все в единый раз, слушает во все уши, смотрит во все глаза. Ей бы самой, совсем еще девчушкой иметь хоть в половину от этой прилежности, а не бегать по Бургу тогда еще деду Тейлову принадлежавшему, да не играть в пятнашки со сверстниками.

Скачущие мысли колдуньи прервал стук в хлипкую дверь… эх, не так этот домишко выглядел пока Тейл с торга колдуна в Бург привел, ой не так. Два года миновало, а дом сыпется как игрушечный шалаш что дети у Бурга по зиме варганят. Хоть бы кто помог старой… но кому до нее теперь дело есть?

Резко отвернувшись от причины утреннего беспокойства, старуха уставилась на дверь. Отвечать отчего то не хотелось… Но кем бы ни был гость, а терпения ему свыше не перепало, забарабанил по двери сильней прежнего.

– Кто там? Что надобно?! – прищурившись буравя дрогнувшую дверь вскричала старуха. – Притащились среди бела дня! Не звала никого, проваливайте откуда пришлепали!

– Открывай матушка Хиль, дело есть!

– Тейл? Ты чего делаешь здесь, уехали же! Сама слышала, как эти шнырки мелкие про телеги твои судачили! – сморщенное лицо расплылось в недоверчивой гримасе. Внутри старухи шевельнулось дурное предчувствие, как сладко спящий медведь в берлоге что так и не доспав свое, продрал глаза по середине зимы. Заворочался тяжестью на сердце, тяжко вздохнул, поднялся комком к самому горлу.

– Открывай! Дело срочное, не со двора же мне через дверь орать тебе, не позорь старая впускай уже, не то поссоримся.
Проковыляв к двери, гулко отодвинув добротный, доставшийся от прежней жизни засов старуха на распашку отворила дверь. В упор на нее взглянули три напряженных лица. Тейл с колдуном своим, да женка его. Ее что сюда принесло, как там бишь у столичных говаривают… коллега по цеху. Никогда в дела мужа не лезла, а вот поди ж ты, нарисовалась. 

– Ну заходи… вождь. – последнее слово едва не сплюнув с отвращением, да так удачно что все трое разом напряглись. Ланка, жена Тейла так и вовсе подол длинной юбки сжала, губы накусывает, того и гляди кинется. Кошка драная…

Дверь скрипнув на последок захлопнулась. Оставшись в полумраке ее жилища троица хоть и выказав кислыми минами отвращения из-за разлетевшегося по комнате аромата, но вслух ничего не сказали, каждому известно какой силы травки Хиль наговорены, да подобраны хитрым количеством. Зная наперед не повторишь, Ланка вот лишь внутрь, чайком да отварами сможет, а вот так, на всю комнату с дымком. Только испоганить воздух сподобится, без малейшего толка. Хотя уж и так вертелась возле Хиль и эдак, даже прямо решилась справляться, как готовит сборы старая колдунья. Но ей… нет уж. Не видать, как своих ушей.

Тейл стоял, низко голову опустив. Даже отвернулся от старой. Будто решаясь молчал, а та и не торопила. Куда теперь спешить, уже пустила, пусть мыслит сколько влезет, был бы толк. 

– Матушка, у нас с утра, дюжина малышей Лукре душу отдали.

– Брешешь! Быть такого не может!

– За языком следи, умалишенная… – колдун что представился некогда Унгосом из Бурга на реке Ульме, возле самых Баармадовых рощ, взвился не стерпев. С первых дней его заставляло кривиться да сплевывать хамское поведение старухи. Первый год молчал в бороду, сносил, потом стал Тейлу нашептывать что не гоже так с вождем, что не уважает, не ценит. Так и добился своего. Пока не прижало, Тейл и думать о старухе забыл, да и сейчас не к ней вовсе явились…

– Поговори у меня в доме, поговори. Смотри, вон и дышится уже худо… – Распахнув в гневе подслеповатые глаза, уставившись в угол комнатки зашипела старая. Колдун в тот же момент зашелся кашлем так и не продолжив. Да колдунью и не интересовало что лизоблюд напоет.

– Матушка, прекрати…

Будто не слыша ни слова, старуха буравила угол взглядом, а Унгоса выворачивало, да корежило на полу. Тот не то что сплести что, вздохнуть не мог. Как бы с утра с самого и росинки во рту не держал, все на пол бы вылетело. Но нечем даже. Лишь горло драло словно иголками. Он же минуту назад поклялся бы, курильня лечебная, уже проверил всю хибару. Ничего приготовленного, ничего опасного, травки одни… 

– Хиль хватит! Дети умерли! 

– Умерли… говорю же, брешешь мне вождь. – отступив, да ослабив незримую хватку на глотке наглеца, заговорила колдунья. Страдалец со свистом остался втягивать воздух на полу, спертый, вонючий, тяжким дымным коромыслом зависший в домишке, но спасительный воздух.

– Не брешу. Тварь со сранья по лесу мотается. Дернуло ее раньше срока с гор спуститься. Весь лес в тумане, Маарида сделать ничего не может, требует… – поперхнувшись на последнем слове, Тейл еще ниже голову опустил.

– Что ты лопочешь мальчишка! Ланка, и ты поганец, вон вышли оба! – взорвалась старуха, дверь сама собой скрипнув засовом грохнула в стену. 

– Хиль, ты палку не перегибай. Добром не кончится. Знаешь уже зачем пришли. Без своего не выйдем. Выхода иного нет. Нет просто. – Ланка с лицом будто мухомор проглотила медленно прошлась к старухе, склонившись к ней, почти плача шептала последние слова. А договорив скользнула не оборачиваясь за дверь вместе с вывалившимся следом колдуном. Дверь с той же яростью захлопнулась. Тени в доме сгустились, шевелясь по углам, шлепая незримыми перепончатыми лапками. 

– Говори Тейл. Как есть говори. Чего этой крылатой теперь приспичило?
Тяжело ступая по расхлябанным временем доскам, скрипя и грохоча тяжелыми сапогами Тейл уселся на кровати возле так и не пришедшей в себя Бьёль. 

– Не пугай меня старая, без тебя пуганный. – Устало, даже затравленно оглядевшись по шевелящимся углам выдохнул вождь. 

– Поговорить надо, сама все поймешь… 

Продолжение следует.