Бурановым буран и на Кавказе Как будто по заказу круглый год. А я от наших зим давно в экстазе: Копаю в декабре я огород. Немало намело на мыло писем — С утра их разгребаю и строчу. А сайты буримешные подвисли — Им, горемычным, надобно к врачу.
Скалка не для теста, а для тестя, а может быть для тэста (не с руки?) Но я предпочитаю всё же тОсты, с тостАми и вареньем без мукИ. Мука без мака — сущая макака, показывает дулю и тылы Киты с котами в драке как собаки, и снова все ободраны углы.
Чу, я ни в боксе, ни в сноровке не мастак, Мне — лучше в покер: говорю я: ПАС. И отойду в сторонку, выпью квас, надену фартук, встану за верстак. Мне лучше созидать, пусть безделушки, чем яйца разбивать у бедной клушки… И буду наблюдать со стороны прекрасных женщин, потных и прелестных и помнить о мгновениях чудесных, когда без боя обходились мы…
Без грехов не бывает падения, Без вставания нету колен, Буриме — это (есть) объедение, Запеченный поэтом жульен. Кому гадости, кому радости, Кому тухлый салат-оливье, Отрифмованной святости сладости, и смакующий их шевалье.
Поэт — он потому поэт, что двести, иль триста тысяч раз о рифы разбивался. И чудом в жизнь настырно возвращался: поскольку он носитель дивной вести, которую и слушать не хотят: в ушах гремит лишь шторм стихов цунами, где рифмы изголяются над нами и кол вогнать нам в сердце норовят. Но то напрасно, ведь поэт — бессмертный: он возрождается вслед каждой новой песне…
Кикбоксинг — круто! Круче теквандо, Но здесь, похоже, бой идёт без правил: Боксируют, ногами лупят дно, Трещат чубы и перья ядом травят. Сюда не стоит впутывать детей, Сноровка в спорте — дело молодое — По монитору книгой без затей — Старик — поэт в стихах моложе вдвое. В впрочем нам, девчатам, не впервой Лупить чертей в самом Невинномысске, И потому опять вступаем в бой, Точа перо чернильное без риска.
И умных жен опасно брать, И дурочки — снегурочки. Опять дилемма, выбирать — Мужчине, а не курочке. Но шея вертит головой, И чувствуешь себя совой, Что смотрит, выпучив глаза — «Не против», вроде и не «за»…
Однажды вызывала неотложку —
Сосед по пьяной лавочке продрог,
Он белочку кормил дырявой ложкой.
Как будто по заказу круглый год.
А я от наших зим давно в экстазе:
Копаю в декабре я огород.
Немало намело на мыло писем —
С утра их разгребаю и строчу.
А сайты буримешные подвисли —
Им, горемычным, надобно к врачу.
Аист в небе им важней.
Но придут рецидивисты,
Вон уже пришёл диджей.
Но я предпочитаю всё же тОсты, с тостАми и вареньем без мукИ.
Мука без мака — сущая макака, показывает дулю и тылы
Киты с котами в драке как собаки, и снова все ободраны углы.
Мне — лучше в покер: говорю я: ПАС.
И отойду в сторонку, выпью квас,
надену фартук, встану за верстак.
Мне лучше созидать, пусть безделушки,
чем яйца разбивать у бедной клушки…
И буду наблюдать со стороны
прекрасных женщин, потных и прелестных
и помнить о мгновениях чудесных,
когда без боя обходились мы…
Без вставания нету колен,
Буриме — это (есть) объедение,
Запеченный поэтом жульен.
Кому гадости, кому радости,
Кому тухлый салат-оливье,
Отрифмованной святости сладости,
и смакующий их шевалье.
иль триста тысяч раз о рифы разбивался.
И чудом в жизнь настырно возвращался:
поскольку он носитель дивной вести,
которую и слушать не хотят:
в ушах гремит лишь шторм стихов цунами,
где рифмы изголяются над нами
и кол вогнать нам в сердце норовят.
Но то напрасно, ведь поэт — бессмертный:
он возрождается вслед каждой новой песне…
Но здесь, похоже, бой идёт без правил:
Боксируют, ногами лупят дно,
Трещат чубы и перья ядом травят.
Сюда не стоит впутывать детей,
Сноровка в спорте — дело молодое —
По монитору книгой без затей —
Старик — поэт в стихах моложе вдвое.
В впрочем нам, девчатам, не впервой
Лупить чертей в самом Невинномысске,
И потому опять вступаем в бой,
Точа перо чернильное без риска.
Спасибо, Надежда!
И дурочки — снегурочки.
Опять дилемма, выбирать —
Мужчине, а не курочке.
Но шея вертит головой,
И чувствуешь себя совой,
Что смотрит, выпучив глаза —
«Не против», вроде и не «за»…