Земля

На трамвайную остановку я пришла первая. Спину ломило после вчерашних ударных посадок. Я облокотилась на пыльное дорожное ограждение. Пригрохотал трамвай. Вышла Аня в невесомом шарфе.

-Давно ждешь?

Я отрицательно помотала головой и тяжело оттолкнулась от придорожного ограждения. Когда на улице становится теплей и перестают дуть ветры, мы с Аней шатаемся по улице, целенаправленно выбирая самые долгие маршруты.

— Для чего ты работаешь в саду?

Аня с удивлением посмотрела на меня.

— Как и все, чтобы потом есть урожай, — она кивнула направо. — Пошли по Цвиллинга.

Есть урожай… Да после выдерганной свеклы, обдирания ботвы и складывания ее в грязные мешки, она мне всю зиму в горло не лезла… Какой тут урожай.

Бабушка руками смахивала с клеенки, которая, несмотря на бережное отношение, уже вся была в порезах, невидимые крошки. Часы тихо тикали в коридоре. Новости за неделю были пересказаны, а чай выпит.

— Надо будет в сад поехать, клубнику почистить. Я все расскажу, как правильно сделать.

Мама цокнула.

— Да мы и сами можем в Интернете прочитать. Только на выходных поедем, среди недели не получится.

Конечно, не получится, у меня дочь годовалая, я только в выходные и могу вырываться из дома. Я знала, знала, что от этой трудовой повинности мне не деться. Ехать с двумя пересадками, и для чего? Для того, чтобы чистить клубнику, сажать помидоры, сеять морковь и свёклу. Меня передернуло – я вспомнила, что потом ее надо будет прореживать. И снова руки, ноги в грязи, которую можно отодрать только в горячей воде жесткой щеткой, которая не терпит компромиссы – сдирает всё.

Выходные наступили слишком быстро. Мы встретились с мамой на конечной остановке, остался только трамвай.

— Ты что такая бледная?

Я села на корточки и дрожащими пальцами открутила крышку бутилированной воды.

— Ужасно ехала, маршрутчик умудрялся даже на ровной дороге дергаться. Мам, ну зачем мы едем? Нам ведь даже спасибо не скажут.

— Ну мы же едем не для того, что бы нам сказали что мы молодцы.

— Для чего тогда? Я считаю, что сад — это особый вид извращения.

Мама вздохнула.

— Я не знаю. Относись, как к экстремальному виду отдыха.

В саду стало гораздо больше заброшенных участков, ходить еще не приятней — с трамвая за нами никто не вышел. Мы шли мимо аккуратных участков, на которых уже алели каплями тюльпаны; мимо высоких заборов из заржавевшего хлама, который трудолюбиво собирали трясущиеся руки весь год; мимо собаки, которая сидела привязанная, и уже охрипла лаять на редких дачников.

— Пап, мы пришли.

Я отдёрнула маму.

— Тише, а то отовсюду деды повыскакивают, с криками, что работники приехали.

Дедушка открыл самодельную калитку, которую он сделал, когда сил было больше, а свободного времени меньше.

— Проходите, только дайте, я мешок постелю.

Дедушка торопливо стелил на резиновую дорожку обтрепанный мешок.

— А это зачем? – я отряхивала джинсы, которые уже успели испачкаться, — вот как так, я же аккуратно шла.

— Пол мыл, — дедушка управился с мешком и открыл дверь в дом, — я в доме ничего не убирал, только на улице.

Мы прошли в прохладу дома, на старом трюмо бездействовала паутина, видимо даже мухи опасались сада. Я быстро стянула джинсы и кардиган. Мама огляделась, провела рукой по столу.

— Да уж, дед только видимость делает, что у него чисто.

— Он плохо видит, что ты хочешь? Пошли уже работать.

Мама взяла стаканы, с отколотыми краями.

— Иди на клубнику, я посуду пока помою, чай пить захочется ведь.

Я вышла на воздух. Погода сегодня была самая разнообразная – пряталось солнце, становилось холодно, капал дождь – вообще хотелось забраться под одеяло, но я героически надела шорты и майку – зачем терять возможность загореть, раз уж все равно на природе. Мимо проходил с лопатой дедушка.

— Деда, отсюда начинать? – я кивнула в сторону буро-зеленой грядки, — дай ножницы.

— Не надо здесь, я уже почистил.

Как же я забыла, что помимо ненавистной работы на грядках предстоит выносить дедушкино противостояние любому моему действию? Он пошел дальше, а я взяла низкую табуретку, с выдолбленной фигурой, которая отдаленно походила на сердечко.

Усы скользили между рук, а если дергать, то выдирались еще и молодые листья с короткими корешками. Преимущество дедушкиного загородного хозяйства – все на своих местах. Я встала за ножницами, которые уже лет пять висели на одном месте.

Ногти успели приобрести траурную каемку, когда уже в тренд войдёт такой дизайн, и желательно чтобы сухая кожа тоже всеми почиталась. За кольчатым забором вздохнули. На меня смотрела женщина в джинсах и светлой рубашке.

— Что ж вы без перчаток? Молодые ручки смолоду беречь надо.

Я растопырила руку.

— Мне кажется, работа в саду это и предполагает.

И снова война с шелестящими листьями и этими растительными верёвками, которые раскидываются от одного куста к другому. На землю хотелось лечь, неожиданно она стала такой мягкой, кажется, что желанней ее нет ничего. Дедушка, неужели вы только поэтому здесь и пропадаете, потому что у вас проходит страх перед землей и ее тяготеньем?