Волчья Волга

Страх и холод. Волчьи страх и холод. Достойные спутники для меня.

Который час, а может и день, я сидел, съежившись в углу одной из немногих оставшихся на поверхности изб, боясь даже растопить печь. Страх и холод не отпускали ни на минуту. В очередной раз задерживая дыхание, чтобы не издавать лишних звуков, я будто слышал, как дикий зверь воет за окном. Или, может, в другом углу избы, там давно уже что-то скрипело.

Как забавно. Я всегда считал, что страх побуждает к действию. Толкает на поступки, которых бы ты никогда не совершил. Сейчас же я еле дышал, не умерев только благодаря защитному костюму. Но ни один костюм не защитит от страха.

Я спал много часов, просыпаясь от воя Волков за окном и снова засыпая, когда вой прекращался. Волки выжили. Люди не смогли.

Утром, когда через прореху в снегу на окне проник свет, я смог убедиться, что я один. Стало только хуже. Раньше я мог надеяться, что ночной гость, кем бы он ни был, может избавить меня от страха и холода. Но и эта надежда оказалась несбыточной.

Все сутки я провел, полулежа в углу, молясь. Земля для людей потеряна. Осталось лишь мечтать о Рае.

Я никогда не был особенно религиозен, хотя не был и атеистом. Иногда я ходил в церковь, иногда в мечеть. Иногда я забывал о религии вообще.

Конец света заставил меня стать религиозным. Лежа в этой занесенной снегом избе и не решаясь встать, страшась даже краем глаза увидеть то, что происходит на улице, чтобы прийти в себя, чтобы найти хоть что-то, для чего стоит жить, я молился.

Я не молил о жизни. Только святой сможет выжить среди ледяной пустыни Поволжья силой своих молитв. Я молил о том, чтобы у моей жизни появился смысл.

На пятый день после конца света я решился и, с трудом двигая застывшими от холода и неподвижности ногами, поднялся.

Чудом не упав после первого шага, я нарочито медленно дошел до маленькой поленницы, устроенной прежними хозяевами избы прямо в углу дома. Еще медленнее нагнулся за дровами и, еле удержав обледеневшее дерево в руках, отнес стопку к печи. После долгой возни с зажигалкой в печи разгорелся огонь.

Я не знаю, сколько я просидел возле печи, вставая лишь для того, чтобы подбросить еще дров. Холод отступил. Пока.

Борьба с холодом на время отвлекла меня от страха. Но я не решался сделать главное. Выйти из дома.

Окно было заметено, только через небольшую прореху в снежном одеяле проглядывало солнце. Я не мог видеть ничего, что происходит на улице, слишком мала была эта прореха. Но я должен был узнать, есть ли в деревне Волки.

На следующие сутки костюм оповестил меня о том, что энергия закончилась. Воды оставалось на три часа. Дрова уже заканчивались. До тех пор, пока живот не стало сводить от голода, я терпел. Но оставаться в избе я не мог.

Нетвердым шагом, всячески оттягивая этот момент, я добрался до выхода. Тяжело навалившись на дверь, я смог отворить ее и, прикрывая глаза от яркого света, вышел на улицу.

Только после долгой борьбы с собой я смог открыть глаза и взглянуть на этот новый мир.

Не знаю, что я думал увидеть. Горы замерзших трупов, наполовину заметенные снегом? Воронки от бомб? Сидящего под дверью Волка? Я увидел лишь снег. Бесконечную ледяную пустыню. Я опустил глаза и душу. Неизвестность ушла. Близость Волков осталась.

Пробираясь через огромные сугробы, я отыскал баню и, откопав дверь, ввалился в предбанник. Притащив к печи всё горючее, какое нашлось в здании, я растопил ее и, утомившись после работы, следовавшей за долгим бездействием, прислонился к печи спиной.

Костюм, мой единственный спутник, если не считать волка страха, все еще не выпустившего меня из своих лап, начал поглощать тепло, наполняя меня энергией.

Меня разбудил вой Волков. Всю ночь я не мог заснуть, напряженно вслушиваясь в страшные звуки, издаваемые теми, в кого превратились волки. Теми, в кого превратили волков мы.

Даже костюм не помог бы мне в схватке с ними. Только убежище могло меня спасти.

Утром, когда в бане не осталось больше дров, мне пришлось выйти на улицу. Мне было нужно идти. Идти к Уралу. Горы не могло занести снегом. Я не мог позволить себе думать об обратном. Отчаяние убивает гораздо более жестоко, чем Волки.

С каждым днем, который я проводил в этом ауле, кольцо, которое Волки очерчивали вокруг моей бани, все сужалось. Днем они не решались подходить ко мне, эволюция наделила их не только физической силой, но ночью они смелели. Только стены останавливали их.

В одну из ночей я услышал, как Волки пытались продраться через дверь бани. Дверь выдержала.

Оставаться в ауле я больше не мог. С восходом солнца, когда Волки скрылись в снежной пустыне, я в последний раз зарядил костюм от печи и сделал первый шаг на пути к Уралу. Туда, где могли выжить люди.

На четвертый день пути, истратив почти весь заряд костюма на борьбу с холодом, голодом и усталостью, я добрался до Челнов. Все это время я слышал ночами вой Волков. Эволюция дала им много, но про такие костюмы как мой не рассказала. Зря.

Город был занесен снегом. Только сейчас я понял, как мне повезло. Повезло укрыться от метели в деревне, расположенной на высоком холме и потому оставшейся на поверхности. Окажись я в другом месте, я бы лежал сейчас под толщей снега в спячке, поддерживаемый только защитным костюмом.

Высотные дома были занесены до третьего этажа. Каким-то чудом мне удалось найти дом, на окнах которого не было защиты. Потратив еще часть заряда аккумулятора костюма, я выбил стекло и влез на балкон брошенной квартиры.

В такие моменты мне хотелось благодарить наших врагов, кем бы они ни были, за их жестокость. Прямо перед нанесением удара они  захватили контроль над всеми радио- и телеканалами, передав по ним приказ выйти на улицы. Теперь мне хотя бы не приходилось видеть трупы.

Квартира была пуста не только от трупов. Неизвестно куда подевалась и мебель, и еда из холодильников. С огромным трудом мне удалось собрать с нескольких квартир достаточно кусков старых деревянных дверей и развести костер.

До тех пор, пока костер не погас, я лежал прямо в нем, заряжая костюм энергией, без которой мне не прожить. Обойдя пять или шесть домов, я зарядил батарею до отказа и с некоторым сожалением продолжил путь.

Дорога лежала глубоко под снегом, и определить, где она находится, я никак не мог. Приходилось идти только по компасу, который вполне мог и сбиться во время войны. Выбора у меня не было.

Я надеялся, что Волки потеряли мой след, пока я был в городе. Надежда не оправдалась. Каждую ночь, еле волоча ноги сквозь огромные сугробы, я слышал их вой. И он приближался.

На третий день перехода мне в первый раз пришлось воспользоваться огнем. Мой костюм создавали для выживания в любых условиях, и один из инженеров на всякий случай наделил встроенную зажигалку переключателем, который превращал ее в миниатюрный огнемет. Спасибо от меня этому человеку.

На этот раз Волки отступили. Я понимал, что вечно отбиваться от этих тварей с помощью огня я не смогу, а потому ускорил шаг, переходя на участках, где снег был крепче, на бег. Костюм негодовал, но держался. До Урала оставалось идти пять суток.

Несмотря на все мои и костюма усилия, Волки не отставали. Оглядываясь через плечо во время бега, я раз за разом замечал вдали, на гребнях снежных барханов, пять слегка сереющих на фоне снега силуэтов. Волки никогда не теряли добычу. Это непреложный факт. Но факт и то, что ни один человек не пытался перебраться в одиночку через Поволжье, а если и пытался, то без такого костюма как мой.

Я продолжал идти.

На четвертые сутки я увидел Урал, а Волки сжали кольцо почти вдвое. Их животная хитрость, возросшая в разы после войны, позволяла Волкам анализировать практически все, что с ними происходило и теперь, уже знакомые с моим огнеметом и принципом его применения, они понимали, что я не смогу жечь всех их сразу. Их останавливало только нежелание рисковать и надежда, что я все-таки выбьюсь из сил.

Я продолжал идти.

На пятые сутки кольцо сжалось еще в два раза. Волки уже вели меня как конвой, их кольцо не меняло своего положения относительно меня. Закрыв глаза, чтобы не видеть их отвратительные белые морды, я позволил костюму вести меня и отражать нападения самостоятельно. Все равно бы я ему никак не помог.

Я продолжал идти.

В шестой день Волки подошли так близко, что я мог бы заглянуть им в глаза, если бы желал этого. Но я все держал глаза сомкнутыми, тщетно надеясь поспать на ходу. Костюм начал сообщать о нехватке энергии.

Я продолжал идти.

На седьмой день я понял, что бежать вечно я не смогу. Волки чуть ли не терлись об мои ноги, время от времени самые храбрые из них пытались укусить меня, но, встречаясь с огнем, отступали. Они еще были не настолько голодны, чтобы наброситься на меня, они предпочитали играть со мной, как кошка играет с мышью. Энергии оставалось уже так мало, что я перешел с бега на шаг и все равно начал чувствовать голод, холод и усталость. Нужен был огонь. Нужно было тепло.

Я продолжал идти.

… Я тяжело облокотился на занесенный снегом куст, торчащий прямо из скалы. Четыре Волка прилегли рядом. Пятый сгорел несколько часов назад. Я был зажат в тиски: с одной стороны неприступная для меня скала, с другой – четверо Волков. Только куст успокаивал меня, напоминая, что не все погибло в снегу, что есть еще жизнь на Земле. Лучше бы его не было.

Не имея сил даже на то, чтобы расстегнуть костюм и позволить Волкам съесть меня без возни с защитой, я лежал, ожидая, пока ко мне приблизится кто-то из хищников. Они, несмотря на качественное и количественное превосходство надо мной, продолжали лежать на снегу, пристально смотря на меня и не делая ни шага, чтобы добраться до столь близкой добычи.

Не знаю, что двигало ими. Возможно, они помнили о недавней кончине своего товарища. Возможно, ждали, пока я умру сам, не желая возиться. Да и плевать мне на них. Самое продуктивное занятие в моем положении – молитва. Хотя бы душу свою спасу.

Раз за разом бормоча знакомые слова, я с неудовольствием заметил, что куст, до того спокойно торчавший, начал шкрябать по моей голове. Я терпел около пяти минут, полагая, что негоже перед смертью беспокоиться из-за такой мелочи, но все же не сдержался и, еле подняв руку, выпустил на куст струю огня. Энергии, выделившейся при горении куста, хватило мне лишь на то, чтобы устроиться поудобнее, но я и тому был рад. Умирать, так со всеми удобствами.

Должно быть, меня уже лихорадит. Я то огрызаюсь, то пытаюсь шутить. Нет, надо вернуть спокойствие. Я замедлил дыхание, глядя на Волков. Впервые я рассмотрел их во всех подробностях: плоская белая морда, по которой будто проехался асфальтоукладчик, такая же белая шерсть, густоте которой позавидует любой овцебык. Новый казанский хан. Владыка ледяной пустоши.

Я закрыл глаза, решив попытаться уснуть, чтобы не так мучиться. После долгого ожидания сон все-таки поглотил меня, но перед этим я услышал скрежет, шедший со стороны скалы, со стороны сожженного мною куста.

…Я очнулся. Самого этого факта было достаточно, чтобы удивить меня. Но удивительней было другое: я очнулся среди людей.

Уже без защитного костюма я лежал на какой-то кушетке, а вокруг толпились люди в военной форме и врачебных халатах. Когда стало очевидно, что я пришел в себя, один из военных, полковник, судя по нашивкам, кивнул в мою сторону и сразу же вышел. Повинуясь его молчаливой команде, двое солдат взяли меня под руки и, не отвечая ни на какие мои вопросы, повели по полутемным коридорам.

Меня привели в маленькую комнатушку, где, кроме уже знакомого мне полковника, сидел худой темноволосый мужчина с искрой безумия в глазах. Мельком глянув на меня, он кивнул: “Начинайте.”

А потом меня допрашивали. Раз за разом, перемежая слова ударами,  мне задавали один вопрос: “Признаетесь ли вы в том, что по поручению немецкого генштаба вели диверсионную деятельность против Русского Государства?” Больше суток я не ел, не пил и не спал, раз за разом пытаясь оправдаться.

Я не мог сопротивляться вечно. Уже стоя у стены перед расстрельной командой, я осознал, что ошибался, боясь Волков. Бессчетное число классиков говорили о том, что опаснейший и жесточайший зверь – человек. Ни тигр, ни лев, ни волк, ни Волк не сравнятся с ним в жестокости.

Пуля попала в сердце.