Иосиф Давыдович, удивляет Ваша работоспособность и «всеядность» — столько всего, плюс поездки, впечатления, которые, думается, и заряжают Вас на творчество. Ваши успехи объемны, значимы и диапазон охвата читателя впечатляет. Мы тут на сайте, как в аквариуме, мелкие рыбешки, пытаемся заглянуть за стекло в большой мир, но больше варимся в собственном соку. Большой прице — высокого полета! Удачи Вам и новых свершений!
Привет именитым землякам! Я с удовлетворением узнал из вступительных строк, что «Александр Радашкевич, земляк-уфимец, поэт и эссеист, живущий в Париже уже 35 лет. Мы с ним родились в одном городе — Чкалове (Оренбурге) с разницей в три месяца...» Оказывается, они оба — мои земляки из Оренбурга (Чкалова) и по возрасту мы близки, мне тоже 70. На этом параллели, к сожалению, кончаются. Как замысловаты пути земляков, как и вообще людские судьбы. Иосиф путешествует по Парижу, встречается с известным диссидентом Рашкевичем… Спасибо за интересную информацию, я посмотрел снимки, теперь в предвкушении пройтись по ссылке Иосифа…
Везде кипит творческая жизнь, а в таком месте, где энегретика не меньше, чем у нас на Кавказе — сам Бог велел. Творчество объединяет, не слышал о Бургасе, а теперь словно побывал в этом благословенном краю. Удачи вам, бургасчане, русские болгары!
Хорошая мысль. И не только чудеса им творить, но и по одному месту «кое-кому у нас порой...» приложиться.)) Но Вы не торопитесь применять подгузник))! Мы хоть и огорчаем часто Вас, но и любим и желаем крепкого здоровья, терпения и некоей философской отстраненности от сайтовской повседневности. Мы, как дети тоже: сначала расшалимся, а потом жалко тетеньку-пчелку. Порой и жало получаем в то же место, но, как известно, пчелиные укусы полезны. Лечите нас, лечите…
Да и в моем возрасте больше уже радуешься за других, а мне уже ничего не надо. Купил вот новый смартфон и лежит… В игры не играю, звоню только по необходимости, здоровья не прибавилось… Но, как говорится, лишь бы не было войны, и детки, внуки не болели, чтоб мечты их сбывались, да хоть изредка навещали бы стариков… Тоже грустно получилось, но из песни слов невыкинешь.))
Дед Мороз, он только веселые пожелания исполняет. Надоели зануды: дай им то, дай им это, а Деду-то что взамен, вот если это весело: взял бревнышко и понес, весело и с пользой))
В деревнях и сейчас предпочитают самогон водке. Черт ее знает, что в ней намешано, хотя этикетка красивая. А своя технология, особо если двойной очистки, да настоянный на травах, орехах, лимонных корочках… мечта поэта! Вы же поэт — лучше самогона нет! Поезжайте в Новый год к дедушке в деревню, он Вам первача нальет, то ж, как ночь с царевной))
Елена, на всякий случай, мы в детстве не знали таких удобств, может к старости пригодится, но Вам это еще точно долго не понадобится, хотя с нашим контингентом...))
Ну и я присоединяюсь пусть зашкалит гигобайт. Дедмороза не стесняясь, попрошу за весь наш сайт… * * * Всем дай, Дедушка, того, Что он пожелает. Сайту нашему разгон, Пусть он процветает! Учредителям вагон Добриков и евро. Будем пить мы самогон, А Градницин — первым(!) Пожелания писать Дедушке Морозу, Вите — леденец сосать, Тане — нюхать розу. Асатурову Хелен Дед Мороз погрузит, В атмосферы доброй плен, Как дитя, в подгузник. Пусть исполнятся мечты И не будет хамства, И примерным будешь ты — Витя Улин, в стансах! Пусть исполнит в Новый год Наши пожеланья Дед Мороз. Весь сайт наш ждёт, Шепчет заклинанья!!!
Чтобы в детство снова впасть На минутку только… Чтоб подарок мог покласть Дед Мороз под ёлку. Чтоб не лили горьких слёз, Всем — побед желаю Я, как Дедушка Мороз, Всех вас обожаю!
Ой, Татьяна, Ваши трое, что дошли до Берлина, под конвоем шли что ли? Неужто встали бы на сторону нынешних недобитков и их выкормышей? Сомневаюсь я сильно. Я не ищу врагов, но и друзей мне таких не надо. И это гораздо порядочнее, чем делать вид, что все нормально, ничего не произошло, просто чувак так фантазирует. А так он хороший, мухи не убил…
Уважать действительно можно, если человек не предвзят, не поет с чужой дудки, не зашорен в сознании псевдодлиберальными взглядами, кто истинный патриот своей Родины. Как получаются мозговые перевертыши, это мы хорошо уже усвоили на примере Украины. Сегодня дети и внуки тех, кто отдавал жизни за их счастливое будущее, кто своим талантом волей вел к победе нашу большую поруганную сапогом завоевателя землю, им сносят памятники и из ада вытаскивают скелеты бандер и шушкевичей, возводя их в ранг своих кумиров. Виктор Улин сегодня мой враг! Я не хочу с ним дискутировать, доказывать очевидное. Таким бессмысленно что-то доказывать. Подлая душонка, смешавшая память миллионов убитых, замученных в концетрационных лагерях смерти с грязью, поставившая на одну доску с фашиским отребьем… Сталин ли с Гитлером сошелся в рукопашной схватке? Нет, воевали за свое право жить простые люди. Это они совершали массовый героизм, ценой невероятных сил перебороли машину смерти и, разгоняя маховик победы, добили нечить в его логове. Что нам все эти сговоры, Пакты Молотова-Риббентропа? Как техника сама не воюет на поле брани, так и победа совершается все же не в тиши кабинетов. Мир заплатил такую цену, чтобы жить и развиваться, я знаю много людей лично, которые шли не за страх а по долгу совести на смерть. Сколько было добровольцев, женщин, детей — все они далеки от политики и шли на смерть просто потому, что иначе не не могли поступить. Я возмущен до глубины души таким выпадом Улина. Ему нужно забыть русский язык, не высовываться больше на этом сайте. Я расскажу еще об одном человеке, о котором написал поэму. Это отрывок. Он длинноват, но читается на одном дыхании. Разве можно предать память таких людей? Поэма-сказание с иллюстрациями, снимками героев не выдуманных. Есть еще очерки о других людях. Вообще это сказание о первой на СК ГЭС, война там лишь одна из глав, ноявляется кульминационной.
ЧАСТЬ 4 СКВОЗЬ ПЛАМЯ АДА
− Я к смерти был приговорён не раз. Теперь не помню точно: умер, жив ли? Сжигали и расстреливали нас, Присвоив право на чужие жизни.
Меня водили трижды на расстрел, И трижды очередь на мне кончалась, Сгореть в печи я мог, но не сгорел… Судьба моя, как на весах, качалась.
Я виселицы тоже избежал − Не цепки оказались лапы смерти. Её порой я, как спасенья, ждал… Смерть не страшна в страданиях, поверьте. Я помню боль. Не рассказать о ней. Молчат рубцы на сердце, как зарубки, А от побоев шрамы на спине Оставили фашистские ублюдки! Металась, как в силках, моя душа, Я сдерживал себя от подлой дрожи. В аду, где жизнь не стоила гроша, Бороться приходилось, кто как может… Из плена трижды делал я побег В края, где свет родного небосвода. Где гордое есть имя – «Человек»! Где сердце ждёт желанная свобода.
О, ты, Свобода − сердцу милый звук! Тобою до войны не дорожили, Дышали мы, не думая, что вдруг Тебя не станет − так беспечны были…
Электриком на станции служил, Довольствуясь вполне своею жизнью, С любимым делом знался, не тужил, Семью имел, коллегами был признан…
Мне б снова с Таней свидеться, с женой, И с Белым Углем, одолев напасти. Далёкий уголок земли родной… Жизнь в мире до войны − вот было счастье!
Работал от зари и дотемна, Все знали нас в посёлке − Лягушовых. Всё отняла проклятая война. За это драться с немчурой пошёл я.
Но воевать недолго привелось, Поспешно отступали мы с боями. Был ранен, в плен попал. Осталась злость: Как расквитаться с подлыми врагами?
Мерцал чужой над нами небосвод, Но я не сдался, продолжая биться, Искал момент бежать, да только вот Собаки охраняли нас и фрицы… Когда же обволакивала ночь, Без сил валился я ничком на землю. Хоть жилист был, но трудно превозмочь Лишения, коль раненый и пленный.
Лежали мы вповалку на земле, Спасительным лучом луна манила, Как будто подавала руку мне, И ввысь влекла неведомая сила.
Но набегала тень от облаков, И сердце жгла тоска невыносимо. Припоминал Кавказ и земляков, Семью, родных, что дороги, любимы.
Я знаю, там им тоже нелегко, И некому утешить в целом свете. Дочурку бы увидеть и сынков, Хотя бы весть домчал им странник-ветер…
Напел бы, что я жив, что всех люблю, Пусть ждёт жена, отца пусть помнят детки. Хоть мочи нет, я трудности стерплю, Ведь русский дух живёт во мне от предков.
Стонали раненые и просили пить, Прохлада ночи − малая отрада. А я шептал упорно: «Надо жить, Любой ценой бежать отсюда надо!»
Бежать. Но как побег осуществить? Об этом каждый здесь мечтал, наверно, И хуже, − думал я, − не может быть Страданий, навалившихся безмерно. Но всё, что пережить потом пришлось, Такое не увидишь и в кошмаре, От страха будто сердце запеклось, Глаза затмило, словно едкой гарью.
Врага, Бог, за кощунство покарай! За лозунг, что над лагерным есть входом В Освенциме, вещал: «Arbеit maсht frei»*. Но только смерть давала здесь свободу…
* «Труд делает свободным» − с немецкого. За Родину мы можем умереть, И защищать её − дано нам право, Но нету права нам в печи сгореть, Как скот на бойне − без борьбы, бесславно…
Расписан чётко лагерный устав. В нём день и ночь налажена «работа», Где смерти жернова, не перестав Молоть, не знают бедным жертвам счёта.
Но мне, однако, очень повезло: Был на свинарник я отправлен к фрицу С напарником. «Вживаясь» в ремесло, В хлеву мы спали, ели жмых-кашицу.
Здесь, наконец-то, подвернулся шанс: В неволе, чтоб не сделаться свиньёю, Решили мы бежать и как-то раз Рванули в лес дождливою порою.
Сквозь пасмурные тучи в вышине Луны «фонарь» путь освещал, мигая. И филин глухо ухал в тишине, Лесную чащу криками пугая. Бежали без дорог, едва дыша, Без сил, шатаясь, шли сквозь сумрак ночи. Погони нет, воспрянула душа, Пора бы отдохнуть − устали очень.
Но, чтобы не настигла нас беда, Как звери, днём в кустах глухих сидели, А с темнотой − Полярная звезда Вела нас на восток к заветной цели!
Всё б ничего, но голод донимал, К жилью мы выходили только ночью. Однажды петуха мой друг поймал, Сырым его глотали мы, не морщась…
Стояла осень. На полях морковь, Картошку, озираясь, мы копали. Но без еды мы голодали вновь И, прячась, от бессилья засыпали.
А раз вдоль речки пролегал наш путь, Бурливой, словно в детстве − на Подкумке. Вдруг вижу, как во сне, сдавило грудь: Стоит девица, «Красный крест» на сумке.
Не ожидали мы подобных встреч. Подходим ближе, просит не бояться: «Я – «Красный крест», − на русском молвит речь, − Я выведу вас к партизанам, братцы».
Отстали что ль мы в лагерном плену? Про «Красный крест» я слышал краем уха. А вдруг и впрямь вернёмся мы в страну, И кончатся мученья, невезуха?!
И повела… Прямёхонько к врагу, Дошло нам позже – «утка» подсадная. И снова − плен, побои… Не могу… Свобода унеслась, как дым, растаяв. Прощался с жизнью вновь, судьбу кляня. Но смерть визит как будто отложила… И вновь спасла профессия моя, Ведь до войны электриком служил я.
Припомнил Белый Уголь, речку, плёс, Мерещился Подкумка мирный рокот. И водопад, летящий под откос, У домика близ станции высокой.
Как будто ласточки гнёздо плели И радостно кричали, вылетая, Смотрел на них, в душе цветы цвели… Закрыв глаза, на нарах так мечтал я.
Но растворялся этот сон живой, И милые друзья, и всё родное… Маячил с автоматом часовой На вышке, словно дьявол, предо мною.
Не рассказать про все мытарства мне. В «Сопротивленье»* лагерном сражаясь, Мы умудрялись выжить в том огне, Давя к себе непрошеную жалость.
С друзьями снова я бежать решил, «Колючку» ночью отключив от тока, Мы выбрались. Но вновь в лесной глуши Поймали фрицы нас, избив жестоко…
Потом я в третий раз бежал. Судьбой Играл, она скупа на милость. Четыре года ада − за спиной, Как рыба бился… Где ж ты, справедливость?!
* Сопротивленье – интернациональное подполье, организованное в Освенциме русскими, поляками, чехами, немцами – людьми, сильными духом; оказывало помощь заключённым, устраивало диверсии, имело связь через поляков с внешним миром.
* * * Фронт близился. Я слышал гром в ночи: Всё громче канонада наступленья. Но в ров согнали пленных палачи, Чтоб уничтожить всех, скрыв преступленья.
Под лай собак и свет прожекторов Из пулемётов пленных добивали, Бульдозеры закапывали ров, А сверху огнемёты поливали…
Мир треснул в той траншее пополам, Как будто воцарился ад кромешный. На мне лежали мёртвые тела, Я выбраться пытался безуспешно.
Не зная слов, молитву я шептал, Как в забытье, валялся без движенья. Мне чудилось, что призраком я стал, Что умер я, и что конец мученьям…
А утром в тишине пронёсся крик Спасительный, услышали впервые: «Друзья, камрад, пришёл свободы миг! Вставайте, бедолаги! Есть живые?»
Над головою нашей покружив, Смерть отпустила вновь из душегубки. Лежу, раскинув руки, с мыслью: «Жив...» Саднят лишь болью на сердце зарубки.
Со злостью думаю: «Скорее встать бы в строй, Врагу дать перцу, взяв винтовку в руки! Расправиться с проклятой немчурой И отомстить за боль свою и муки!» И вот, едва оправясь, рядовой, Я в логове врага громлю бесстрашно. От пуль не прячусь на передовой, Спасенья нет фашистам в рукопашной!
Но, как ни бей проклятого врага, Вовек не расквитаться за любимых. Погибших не вернуть нам никогда… О ком в душе страдающей скорбим мы…
Я умирал в Освенциме не раз, Вновь обращаюсь к вам, сыны Отчизны: «Фашизму − нет! Я заклинаю вас! Взывая к памяти во имя жизни!» Победой зло остановить смогли, Пришла она, и всем нам стало легче. Но всё же тлеют на сердце угли́ − Душой навек войной я покалечен…
Я долго успокоиться не мог. А тут измену мне ещё пришили… И повезли, как зека, на восток, Потом на юг, в Сухуми, на машине.
Я рад, что не в Освенцим… Мало, знать, В плену хлебнул я горюшка-кручины… Пороги долго обивала мать, Моля начальство, чтоб «простили» сына.
И всё ж дохлопоталась, помогла − Вернулся я и встретился с семьёю, Оттаял… Горечь будто отлегла, Ушёл в работу снова с головою. ГЭС восстанавливали по частям, Хоть сами жили в голоде, разрухе, Но рады были добрым новостям, Со всей страною возрождались духом.
И я втянулся вновь в рабочий ритм, Днём некогда скучать мне «в пользу бедных». Но по ночам вновь снились вспышки битв И крематория зияющая бездна. Там лес людских вздымающихся рук, Безмолвных ртов, как в связке монолитной. Я видел очередь, а в ней − мой лучший друг, Он шёл к печи − утробе ненасытной…
Там запах смрада над землёй висел И воздух духом гари весь пропитан, Горели штабеля из дров и тел, Трещало пламя, дым шёл до зенита!
Метался, просыпался я в ночи, Жена меня, лаская, утешала. Но лишь засну, как жаром из печи Мне жутью смерть в лицо опять дышала…
А днём − работа, добрые друзья, В делах я забывал тот ад кровавый. Мне думалось: «Знать, выжил я не зря − За всех судьбой мне жить даётся право.
Сынов двоих бы вырастить и дочь, На ГЭС служить, трудиться, как бывало. Я выдюжил, я должен превозмочь Груз тяжких лет, а это всё ж немало...»
ТРИ ЛИРИЧЕСКИХ ОТСТУПЛЕНИЯ
Герой мой жил в эпоху грозных лет, Отдав себя «до дней последних донца». И жизнь его, скажу я, как поэт, Была ярка, сродни свеченью солнца.
Свой подвиг до конца не осознав, Ушёл из жизни тихо, незаметно. Не сломлен стержень, верил в то, что прав, Служил добру и людям беззаветно.
Два памятника в честь него стоят: Освенцима погасшие руины… И Белый Уголь − Мужества маяк, В них труд и подвиг слиты воедино.
Свершениям его забвенья нет. Сияла светлячком и ГЭС землянам, Из Космоса был чистый виден свет, Как детства незабвенная поляна.
Всем отстрадавшим людям грозных лет Любви своей вновь гимн пою сегодня. Пусть в памяти всегда живёт народной Душ этих чистых, несказанный свет!
А НА ПОДКУМОК ВНОВЬ ПРИШЛА ВЕСНА
А на Подкумок вновь пришла весна, На разные хоры заголосила, Рождением своим удивлена, Являя миру красоту и силу!
Промчались годы табуном коней, Как воды рек, гривастою волною. Стальные кони − символ наших дней. А что придёт за конницей стальною?..
Звончей журчит студёная вода − Весны всепобеждающая талость, Кричит о том, что с гор не раз сюда, В долину жизни, к людям возвращалась!
Как снег − седые горы и виски, А рядом жизнь бушует молодая, По всей России, словно светлячки, Электростанций лампочки сияют!
Я не знаю, как отреагируют форумчане и модераторы на мой выпад. Ясно, что наживу себе врага, может и не одного… Но снести молча, сделать вид, что ничего не произошло, что это выпад Улина всего лишь одно из мнений, что мы должны быть толерантны, я не могу. Воспитание не то да и возраст и совесть не позволяют…
Поговорили, обсудили, поделились «своими» героями, о памяти… А тема — Георгиевская лента, День героев России. Все это в одном контексте. Думаю, многое и многие еще могли бы рассказывать… Нет общей идеи, нет идеологии, но память, живая память о незаживающей ране особенно в нашей стране продолжает бередить сердца, волновать души… Я мало что знаю о своих родителях, воспитывался в детдоме, это тоже одна из язв войны. Хотя и в мирное время детей-сирот не становится меньше… Сейчас я в составе городского Совета ветеранов, контактирую с оставшимися фронтовиками, вместе с ними ведем общественную работу в школах, высших уч. заведениях. И тоже, к сожалению, приходится отмечать с каждым годом снижение кровня знаний о недавней самой ужасной войне человечества. Все больше формализма, детей чаще муштруют, но и проводятся конкурсы стихов, песен, рассказов о ветеранах, которых помнят в семьях нынешних учеников — правнуков и праправнуков тех, кто отдавал жизни за их счастливое детство. Виновата система образования в формализме, но наверху будто не слышат. Их устраивает такое положение вещей. Об этом я могу говорить долго. Мы на местах мало что в состоянии изменить. Раньше приглашали в школы, мы сами напрашивались и не только по военным праздникам, несли правду о войне, теперь уже не приглашают. У меня много написано о местных героях войны. В нашем городе 10 Героев Советского Союза, обелиски, Парк Победы. Сейчас все обустроили, «Вечный огонь», обелиски героям… Проведение вахт памяти, шествия на день Победы и Дни скорьби. Братское кладбище… Все в Георгиевских ленточках. Внешне все вроде не так уж плохо. Ведь наш город и край 5 месяцев были в оккупации. Но нет покоя в душе. Остались последние из ветеранов, а что дальше?.. Я посвятил многим стихи, вот одно из них. ЯКОВУ МАРИНУ /солдату Победы/
Опалённый войною Он отведал невзгод, − Полыхал над страною Сорок-памятный год. Молодым комсомольцем, Из российской глуши, Шёл на фронт добровольцем По призванью души. Быть пилотом хотелось, В небо взмыть соколком, Но пришлось, как велелось, – Стал обычным стрелком. В маскхалате, на лыжах, Там, где танк не пройдёт, Цель, чтоб видеть поближе, – Шёл в атаку, вперёд! И однажды был ранен, На снегу умирал. Молодой Яков Марин, Как закат, догорал… Но и смерть победил он, Отодвинув конец. Вновь почувствовав силу, В строй вернулся боец. Чтоб верней бить фашистов, Стал он «богом войны» − Классным артиллеристом Сил зенитных страны. Будто спорил с судьбою, Коль пилотом не стал, Он зенитной стрельбою Вражьих грифов сбивал. И сполна всё изведав, В жизни, словно в кино, Встретил радость Победы В славном городе Брно.* Жизнь, как в бешеной гонке, – Он держал свой удар, В девяносто пять стойко Был в строю, как тогда. Жизнь промчалась крылато. Но ушёл навсегда…** Чтимый Родиной свято. Спи спокойно, солдат! Влился в строй беспримерный, В «Полк Бессмертный» страны. Сам теперь он бессмертный, Видит вечные сны… 14. 09. 2012
* Брно – город в Чехии (бывшей Чехословакии) ** 25. 03. 2018 году Якова Максимыча не стало…
Наталья, главное в Вашем рассказе — искренность, чистота, русская широта души. Я с удовольствием прочитал Вашу исповедь и стихи, и коментарии. Все так. И вымирающие деревни и первозданная красота. В каждой местности она своя, неповторимая. Земли нашей малой родины словно замерли, законсервированы. Ждут своего часа. Надо больше писать о родном крае, собирать фольклор, обычаи, Вы не пробовали? Такая красотища вокруг, даже по нескольким фото складывается представление об этих просторах, озерах, реках, лесах, древних деревянных церквах. О людях самобытных в говоре и одеждах. Или это у меня фантазия разыгралась?)) Но наверно, это не так далеко от истины… Продолжайте писать стихи, песни. Сейчас это не очень благодарное дело, но людям не хватает тепла души. На творческих встречах с людьми особенно это чувствуешь. Вы много учились, впитывали в себя, теперь время делиться, отдавать. Чем старше становишься, тем острее это чувствуешь… Удачи Вам на Вашем поприще!
* * *
Всем дай, Дедушка, того,
Что он пожелает.
Сайту нашему разгон,
Пусть он процветает!
Учредителям вагон
Добриков и евро.
Будем пить мы самогон,
А Градницин — первым(!)
Пожелания писать
Дедушке Морозу,
Вите — леденец сосать,
Тане — нюхать розу.
Асатурову Хелен
Дед Мороз погрузит,
В атмосферы доброй плен,
Как дитя, в подгузник.
Пусть исполнятся мечты
И не будет хамства,
И примерным будешь ты — Витя Улин, в стансах!
Пусть исполнит в Новый год
Наши пожеланья
Дед Мороз. Весь сайт наш ждёт,
Шепчет заклинанья!!!
Чтобы в детство снова впасть
На минутку только…
Чтоб подарок мог покласть
Дед Мороз под ёлку.
Чтоб не лили горьких слёз,
Всем — побед желаю
Я, как Дедушка Мороз,
Всех вас обожаю!
Мы живём под Новый год
Ожиданьем праздника.
А когда он к нам придёт –
Чмокнет всех по разику.
Виктор Улин сегодня мой враг! Я не хочу с ним дискутировать, доказывать очевидное. Таким бессмысленно что-то доказывать. Подлая душонка, смешавшая память миллионов убитых, замученных в концетрационных лагерях смерти с грязью, поставившая на одну доску с фашиским отребьем… Сталин ли с Гитлером сошелся в рукопашной схватке? Нет, воевали за свое право жить простые люди. Это они совершали массовый героизм, ценой невероятных сил перебороли машину смерти и, разгоняя маховик победы, добили нечить в его логове. Что нам все эти сговоры, Пакты Молотова-Риббентропа? Как техника сама не воюет на поле брани, так и победа совершается все же не в тиши кабинетов. Мир заплатил такую цену, чтобы жить и развиваться, я знаю много людей лично, которые шли не за страх а по долгу совести на смерть. Сколько было добровольцев, женщин, детей — все они далеки от политики и шли на смерть просто потому, что иначе не не могли поступить. Я возмущен до глубины души таким выпадом Улина. Ему нужно забыть русский язык, не высовываться больше на этом сайте.
Я расскажу еще об одном человеке, о котором написал поэму. Это отрывок. Он длинноват, но читается на одном дыхании. Разве можно предать память таких людей? Поэма-сказание с иллюстрациями, снимками героев не выдуманных. Есть еще очерки о других людях. Вообще это сказание о первой на СК ГЭС, война там лишь одна из глав, ноявляется кульминационной.
ЧАСТЬ 4
СКВОЗЬ ПЛАМЯ АДА
− Я к смерти был приговорён не раз.
Теперь не помню точно: умер, жив ли?
Сжигали и расстреливали нас,
Присвоив право на чужие жизни.
Меня водили трижды на расстрел,
И трижды очередь на мне кончалась,
Сгореть в печи я мог, но не сгорел…
Судьба моя, как на весах, качалась.
Я виселицы тоже избежал −
Не цепки оказались лапы смерти.
Её порой я, как спасенья, ждал…
Смерть не страшна в страданиях, поверьте.
Я помню боль.
Не рассказать о ней.
Молчат рубцы на сердце, как зарубки,
А от побоев шрамы на спине
Оставили фашистские ублюдки!
Металась, как в силках, моя душа,
Я сдерживал себя от подлой дрожи.
В аду, где жизнь не стоила гроша,
Бороться приходилось, кто как может…
Из плена трижды делал я побег
В края, где свет родного небосвода.
Где гордое есть имя – «Человек»!
Где сердце ждёт желанная свобода.
О, ты, Свобода − сердцу милый звук!
Тобою до войны не дорожили,
Дышали мы, не думая, что вдруг
Тебя не станет − так беспечны были…
Электриком на станции служил,
Довольствуясь вполне своею жизнью,
С любимым делом знался, не тужил,
Семью имел, коллегами был признан…
Мне б снова с Таней свидеться, с женой,
И с Белым Углем, одолев напасти.
Далёкий уголок земли родной…
Жизнь в мире до войны − вот было счастье!
Работал от зари и дотемна,
Все знали нас в посёлке − Лягушовых.
Всё отняла проклятая война.
За это драться с немчурой пошёл я.
Но воевать недолго привелось,
Поспешно отступали мы с боями.
Был ранен, в плен попал. Осталась злость:
Как расквитаться с подлыми врагами?
Мерцал чужой над нами небосвод,
Но я не сдался, продолжая биться,
Искал момент бежать, да только вот
Собаки охраняли нас и фрицы…
Когда же обволакивала ночь,
Без сил валился я ничком на землю.
Хоть жилист был, но трудно превозмочь
Лишения, коль раненый и пленный.
Лежали мы вповалку на земле,
Спасительным лучом луна манила,
Как будто подавала руку мне,
И ввысь влекла неведомая сила.
Но набегала тень от облаков,
И сердце жгла тоска невыносимо.
Припоминал Кавказ и земляков,
Семью, родных, что дороги, любимы.
Я знаю, там им тоже нелегко,
И некому утешить в целом свете.
Дочурку бы увидеть и сынков,
Хотя бы весть домчал им странник-ветер…
Напел бы, что я жив, что всех люблю,
Пусть ждёт жена, отца пусть помнят детки.
Хоть мочи нет, я трудности стерплю,
Ведь русский дух живёт во мне от предков.
Стонали раненые и просили пить,
Прохлада ночи − малая отрада.
А я шептал упорно: «Надо жить,
Любой ценой бежать отсюда надо!»
Бежать. Но как побег осуществить?
Об этом каждый здесь мечтал, наверно,
И хуже, − думал я, − не может быть
Страданий, навалившихся безмерно.
Но всё, что пережить потом пришлось,
Такое не увидишь и в кошмаре,
От страха будто сердце запеклось,
Глаза затмило, словно едкой гарью.
Врага, Бог, за кощунство покарай!
За лозунг, что над лагерным есть входом
В Освенциме, вещал: «Arbеit maсht frei»*.
Но только смерть давала здесь свободу…
* «Труд делает свободным» − с немецкого.
За Родину мы можем умереть,
И защищать её − дано нам право,
Но нету права нам в печи сгореть,
Как скот на бойне − без борьбы, бесславно…
Расписан чётко лагерный устав.
В нём день и ночь налажена «работа»,
Где смерти жернова, не перестав
Молоть, не знают бедным жертвам счёта.
Но мне, однако, очень повезло:
Был на свинарник я отправлен к фрицу
С напарником. «Вживаясь» в ремесло,
В хлеву мы спали, ели жмых-кашицу.
Здесь, наконец-то, подвернулся шанс:
В неволе, чтоб не сделаться свиньёю,
Решили мы бежать и как-то раз
Рванули в лес дождливою порою.
Сквозь пасмурные тучи в вышине
Луны «фонарь» путь освещал, мигая.
И филин глухо ухал в тишине,
Лесную чащу криками пугая.
Бежали без дорог, едва дыша,
Без сил, шатаясь, шли сквозь сумрак ночи.
Погони нет, воспрянула душа,
Пора бы отдохнуть − устали очень.
Но, чтобы не настигла нас беда,
Как звери, днём в кустах глухих сидели,
А с темнотой − Полярная звезда
Вела нас на восток к заветной цели!
Всё б ничего, но голод донимал,
К жилью мы выходили только ночью.
Однажды петуха мой друг поймал,
Сырым его глотали мы, не морщась…
Стояла осень. На полях морковь,
Картошку, озираясь, мы копали.
Но без еды мы голодали вновь
И, прячась, от бессилья засыпали.
А раз вдоль речки пролегал наш путь,
Бурливой, словно в детстве − на Подкумке.
Вдруг вижу, как во сне, сдавило грудь:
Стоит девица, «Красный крест» на сумке.
Не ожидали мы подобных встреч.
Подходим ближе, просит не бояться:
«Я – «Красный крест», − на русском молвит речь, −
Я выведу вас к партизанам, братцы».
Отстали что ль мы в лагерном плену?
Про «Красный крест» я слышал краем уха.
А вдруг и впрямь вернёмся мы в страну,
И кончатся мученья, невезуха?!
И повела…
Прямёхонько к врагу,
Дошло нам позже – «утка» подсадная.
И снова − плен, побои…
Не могу…
Свобода унеслась, как дым, растаяв.
Прощался с жизнью вновь, судьбу кляня.
Но смерть визит как будто отложила…
И вновь спасла профессия моя,
Ведь до войны электриком служил я.
Припомнил Белый Уголь, речку, плёс,
Мерещился Подкумка мирный рокот.
И водопад, летящий под откос,
У домика близ станции высокой.
Как будто ласточки гнёздо плели
И радостно кричали, вылетая,
Смотрел на них, в душе цветы цвели…
Закрыв глаза, на нарах так мечтал я.
Но растворялся этот сон живой,
И милые друзья, и всё родное…
Маячил с автоматом часовой
На вышке, словно дьявол, предо мною.
Не рассказать про все мытарства мне.
В «Сопротивленье»* лагерном сражаясь,
Мы умудрялись выжить в том огне,
Давя к себе непрошеную жалость.
С друзьями снова я бежать решил,
«Колючку» ночью отключив от тока,
Мы выбрались. Но вновь в лесной глуши
Поймали фрицы нас, избив жестоко…
Потом я в третий раз бежал. Судьбой
Играл, она скупа на милость.
Четыре года ада − за спиной,
Как рыба бился…
Где ж ты, справедливость?!
* Сопротивленье – интернациональное подполье, организованное
в Освенциме русскими, поляками, чехами, немцами – людьми, сильными духом; оказывало помощь заключённым, устраивало диверсии, имело связь через поляков с внешним миром.
* * *
Фронт близился. Я слышал гром в ночи:
Всё громче канонада наступленья.
Но в ров согнали пленных палачи,
Чтоб уничтожить всех, скрыв преступленья.
Под лай собак и свет прожекторов
Из пулемётов пленных добивали,
Бульдозеры закапывали ров,
А сверху огнемёты поливали…
Мир треснул в той траншее пополам,
Как будто воцарился ад кромешный.
На мне лежали мёртвые тела,
Я выбраться пытался безуспешно.
Не зная слов, молитву я шептал,
Как в забытье, валялся без движенья.
Мне чудилось, что призраком я стал,
Что умер я, и что конец мученьям…
А утром в тишине пронёсся крик
Спасительный, услышали впервые:
«Друзья, камрад, пришёл свободы миг!
Вставайте, бедолаги!
Есть живые?»
Над головою нашей покружив,
Смерть отпустила вновь из душегубки.
Лежу, раскинув руки, с мыслью: «Жив...»
Саднят лишь болью на сердце зарубки.
Со злостью думаю: «Скорее встать бы в строй,
Врагу дать перцу, взяв винтовку в руки!
Расправиться с проклятой немчурой
И отомстить за боль свою и муки!»
И вот, едва оправясь, рядовой,
Я в логове врага громлю бесстрашно.
От пуль не прячусь на передовой,
Спасенья нет фашистам в рукопашной!
Но, как ни бей проклятого врага,
Вовек не расквитаться за любимых.
Погибших не вернуть нам никогда…
О ком в душе страдающей скорбим мы…
Я умирал в Освенциме не раз,
Вновь обращаюсь к вам, сыны Отчизны:
«Фашизму − нет!
Я заклинаю вас!
Взывая к памяти во имя жизни!»
Победой зло остановить смогли,
Пришла она, и всем нам стало легче.
Но всё же тлеют на сердце угли́ −
Душой навек войной я покалечен…
Я долго успокоиться не мог.
А тут измену мне ещё пришили…
И повезли, как зека, на восток,
Потом на юг, в Сухуми, на машине.
Я рад, что не в Освенцим…
Мало, знать,
В плену хлебнул я горюшка-кручины…
Пороги долго обивала мать,
Моля начальство, чтоб «простили» сына.
И всё ж дохлопоталась, помогла −
Вернулся я и встретился с семьёю,
Оттаял… Горечь будто отлегла,
Ушёл в работу снова с головою.
ГЭС восстанавливали по частям,
Хоть сами жили в голоде, разрухе,
Но рады были добрым новостям,
Со всей страною возрождались духом.
И я втянулся вновь в рабочий ритм,
Днём некогда скучать мне «в пользу бедных».
Но по ночам вновь снились вспышки битв
И крематория зияющая бездна.
Там лес людских вздымающихся рук,
Безмолвных ртов, как в связке монолитной.
Я видел очередь, а в ней − мой лучший друг,
Он шёл к печи − утробе ненасытной…
Там запах смрада над землёй висел
И воздух духом гари весь пропитан,
Горели штабеля из дров и тел,
Трещало пламя, дым шёл до зенита!
Метался, просыпался я в ночи,
Жена меня, лаская, утешала.
Но лишь засну, как жаром из печи
Мне жутью смерть в лицо опять дышала…
А днём − работа, добрые друзья,
В делах я забывал тот ад кровавый.
Мне думалось: «Знать, выжил я не зря −
За всех судьбой мне жить даётся право.
Сынов двоих бы вырастить и дочь,
На ГЭС служить, трудиться, как бывало.
Я выдюжил, я должен превозмочь
Груз тяжких лет, а это всё ж немало...»
ТРИ ЛИРИЧЕСКИХ ОТСТУПЛЕНИЯ
Герой мой жил в эпоху грозных лет,
Отдав себя «до дней последних донца».
И жизнь его, скажу я, как поэт,
Была ярка, сродни свеченью солнца.
Свой подвиг до конца не осознав,
Ушёл из жизни тихо, незаметно.
Не сломлен стержень, верил в то, что прав,
Служил добру и людям беззаветно.
Два памятника в честь него стоят:
Освенцима погасшие руины…
И Белый Уголь − Мужества маяк,
В них труд и подвиг слиты воедино.
Свершениям его забвенья нет.
Сияла светлячком и ГЭС землянам,
Из Космоса был чистый виден свет,
Как детства незабвенная поляна.
Всем отстрадавшим людям грозных лет
Любви своей вновь гимн пою сегодня.
Пусть в памяти всегда живёт народной
Душ этих чистых, несказанный свет!
А НА ПОДКУМОК ВНОВЬ ПРИШЛА ВЕСНА
А на Подкумок вновь пришла весна,
На разные хоры заголосила,
Рождением своим удивлена,
Являя миру красоту и силу!
Промчались годы табуном коней,
Как воды рек, гривастою волною.
Стальные кони − символ наших дней.
А что придёт за конницей стальною?..
Звончей журчит студёная вода −
Весны всепобеждающая талость,
Кричит о том, что с гор не раз сюда,
В долину жизни, к людям возвращалась!
Как снег − седые горы и виски,
А рядом жизнь бушует молодая,
По всей России, словно светлячки,
Электростанций лампочки сияют!
Я не знаю, как отреагируют форумчане и модераторы на мой выпад. Ясно, что наживу себе врага, может и не одного… Но снести молча, сделать вид, что ничего не произошло, что это выпад Улина всего лишь одно из мнений, что мы должны быть толерантны, я не могу. Воспитание не то да и возраст и совесть не позволяют…
Я посвятил многим стихи, вот одно из них.
ЯКОВУ МАРИНУ
/солдату Победы/
Опалённый войною
Он отведал невзгод, −
Полыхал над страною
Сорок-памятный год.
Молодым комсомольцем,
Из российской глуши,
Шёл на фронт добровольцем
По призванью души.
Быть пилотом хотелось,
В небо взмыть соколком,
Но пришлось, как велелось, –
Стал обычным стрелком.
В маскхалате, на лыжах,
Там, где танк не пройдёт,
Цель, чтоб видеть поближе, –
Шёл в атаку, вперёд!
И однажды был ранен,
На снегу умирал.
Молодой Яков Марин,
Как закат, догорал…
Но и смерть победил он,
Отодвинув конец.
Вновь почувствовав силу,
В строй вернулся боец.
Чтоб верней бить фашистов,
Стал он «богом войны» −
Классным артиллеристом
Сил зенитных страны.
Будто спорил с судьбою,
Коль пилотом не стал,
Он зенитной стрельбою
Вражьих грифов сбивал.
И сполна всё изведав,
В жизни, словно в кино,
Встретил радость Победы
В славном городе Брно.*
Жизнь, как в бешеной гонке, –
Он держал свой удар,
В девяносто пять стойко
Был в строю, как тогда.
Жизнь промчалась крылато.
Но ушёл навсегда…**
Чтимый Родиной свято.
Спи спокойно, солдат!
Влился в строй беспримерный,
В «Полк Бессмертный» страны.
Сам теперь он бессмертный,
Видит вечные сны…
14. 09. 2012
* Брно – город в Чехии (бывшей Чехословакии)
** 25. 03. 2018 году Якова Максимыча не стало…