Александр, расскажите, пожалуйста, в своей рубрике «Неизвестные известные поэты» о ближайшем круге друзей Фета, о тех, кто помогал развиваться его таланту: ведь — я уверена — Вы знаете много подробностей его жизни.
Первая капля упала в траву, Капля вторая — упала на платье. Осень. Последние яблоки рву. Словно бы я открываю объятья Яблоне старой, уставшей держать Солнечным соком плоды налитые. Трудно держать ей, но жаль отдавать Деток-кровиночек в руки чужие.
День мой настанет. Разбита, пуста Выйду я в сад, огороженный тыном. С тихой печалью, как яблоня та, Тоже расстанусь с единственным сыном.
Для меня дача — место созерцания природы, во всей её прекрасной полноте. Я могу часами наблюдать за облаками: за их формой, цветом, направлением движения… Все деревья в саду — мои друзья; если у яблони обломилась ветка от тяжести плодов, то и мне больно. Сейчас начался яблокопад [это слово придумал А. Вознесенский] и яблоки с сильным грохотом падают на железную крышу сарая.
Такое неспешное время летнего отдыха позволяет задуматься о более глубоких вещах, на которые в городе трудно выкроить время. Да и не каждый умеет разговаривать сам с собой.
В минуты таких размышлений и пишутся грустные стихи.
Время покачаться на качелях, Время вновь подумать о душе. Радуюсь, что в этом бренном теле В этот мир не возвращусь уже.
Как дождинки, капают минуты И ползут букашкой по стеклу… В этом мире все нужны кому-то, Я же — только боженьке в углу.
Завтра вновь на даче свет отключат, Догорит закат в седом окне. Свитер твой любимый, не колючий, Нежной лаской греет плечи мне.
Глубина душевного покоя Вкруг меня туманом разлита. Болен летний день седой тоскою, Я же — как монашенка — свята.
Спасибо, Ольга, за интересный рассказ о балладе! Я в детстве любила эти страшные истории Жуковского, Бернса, много думала над их загадочностью… Но никогда не думала о том, чтобы самой написать что-то подобное.
помогал развиваться его таланту: ведь — я уверена — Вы знаете много подробностей его жизни.
Капля вторая — упала на платье.
Осень. Последние яблоки рву.
Словно бы я открываю объятья
Яблоне старой, уставшей держать
Солнечным соком плоды налитые.
Трудно держать ей, но жаль отдавать
Деток-кровиночек в руки чужие.
День мой настанет. Разбита, пуста
Выйду я в сад, огороженный тыном.
С тихой печалью, как яблоня та,
Тоже расстанусь с единственным сыном.
Вечереет на сердце твоем.
На каком-то позабытом острове
Очарованные мы вдвоем.
Здесь, увы, не подают шампанское
(Кружевная скатерть не нужна ),
Но зато нам что -то океанское
Шепчет своенравная волна.
Мы с тобой закатами любуемся
И едим папайю по утрам…
Не стесняясь никого, целуемся,
И не ходим к скучным докторам.
полноте. Я могу часами наблюдать за облаками: за их формой,
цветом, направлением движения… Все деревья в саду — мои друзья;
если у яблони обломилась ветка от тяжести плодов, то и мне больно.
Сейчас начался яблокопад [это слово придумал А. Вознесенский]
и яблоки с сильным грохотом падают на железную крышу сарая.
Такое неспешное время летнего отдыха позволяет задуматься о
более глубоких вещах, на которые в городе трудно выкроить время.
Да и не каждый умеет разговаривать сам с собой.
В минуты таких размышлений и пишутся грустные стихи.
Время покачаться на качелях,
Время вновь подумать о душе.
Радуюсь, что в этом бренном теле
В этот мир не возвращусь уже.
Как дождинки, капают минуты
И ползут букашкой по стеклу…
В этом мире все нужны кому-то,
Я же — только боженьке в углу.
Завтра вновь на даче свет отключат,
Догорит закат в седом окне.
Свитер твой любимый, не колючий,
Нежной лаской греет плечи мне.
Глубина душевного покоя
Вкруг меня туманом разлита.
Болен летний день седой тоскою,
Я же — как монашенка — свята.
их загадочностью… Но никогда не думала о том, чтобы самой написать что-то подобное.