Райнер Мария Рильке (в переводе Вячеслава Куприянова)
Сверх меры мир в пространстве небосвода, запасы света в дальних закромах. Как странно нам величие исхода, но как близки прощание и страх! Звезда упала. На устах у всех за нею вслед желанье просияло: что истекло и что нашло начало? Кто провинился? Чей искуплен грех?
Наталья Симанова (без перевода)
Август — это время звездопадов, Время заветной мечты. А что же тебе для счастия надо? Что загадаешь ты? Что твою душу сегодня тревожит? О ком твоё сердце болит? Падения путь быстр и несложен Ярких ночных Персеид.
Словно заправский охотник, он был «во все оружие», отправляясь выслеживать «дичь». Он двигался спокойно и уверенно, замечал незаметное, присматривался к привычному. Он… Он молодой фотограф Алекс. Вообще то, Саша, но Алекс — звучнее. Алекс искал типажи для фотовыставки «Город людей». И вот уже целый месяц он не просто слонялся по улицам, а вёл кропотливый поиск кадра. Не просто интересной картинки, а интересной жизненной истории. Вот одна из них. Это… это… Это просто беда! Запомнить имя! Поэтому Алекс назвал её Кухарка. Она и в правду была поварихой — домработницей у одного местного научного деятеля, востоковеда — япониста. И Деятель этот не имел семьи, но имел много странностей. Алекс не мог понять, как можно писать о культуре и обычаях страны, в которой ни разу не бывал. Но с завидной регулярностью, как шепнула Кухарка, минимум раз в год Японист получал звание или премию за свой очередной «научный трактат». Или кимоно, которых было два огромных шкафа, он надевал «на выход в свет», а дома «щеголял» в старых трико и потёртом махровом халате, отдалённо напоминающим кимоно. Но главный «бзик» заключался в том, что Японовед решил — он обязан есть рыбу каждый день! Именно тогда в его доме и появилась Кухарка. Она не была шефом ресторана с мишленовскими звёздами — она была поварихой заводской столовой. Она очень любила свою работу, ей нравилось готовить, готовить вкусно. Но годы любимой работы сказались на здоровье, на огромной столовской кухне ей стало трудно дышать. Назначили инвалидность, отправили на досрочную пенсию и случилось это именно в тот момент, когда Деятеля «осенила» мысль о рыбоеденье. И тут включилась «Теория шести рукопожатий» — они встретились… Ожидаете красивый финал? Нет. Дальше было обыденно и незамысловато. Деятель сидел и писал о Японии — Кухарка приходила и готовила блюда из рыбы. Двенадцать лет. А потом он умер, просто от старости, и Анна… Алекс вспомнил как её зовут… И Анна осталась одна с книгами рецептов сааамых разных блюд из рыбы и несколькими фигурками, добытыми ею при потрошении водоплавающих. Она ещё смеялась, что у неё больше, чем у Андерсена… … Это лишь один кадр молодого фотографа…
… Душно сегодня, наверное, дожжь будет. А может, это от кустюма тяжко вздыхнуть… Но Кирюша сказал, что это хороший какой-то там мракетинговый ход… Он ещё малой у меня, но шипко умный. Школу окончил с мендалею. В институте… нет — нет, в у-ни-ве-рси-те-те теперь будет учиться… Как ему бедному трудно. Ему стока всего надо… От родителей толку мало — знай себе работу работают. А кто о ребёнке позаботится?! Только бабушка!.. Ему, деточке, для учения срочно нужен новый нубук… Цену сказал, я чуть с ума не съехала… Но Кирюша — умничка всё придумал — раз моей пенсии не хватат, то нужно что-нидь продать. Продать книги, которые мы с дедом, царство небесное, для него собирали. Самые интересные, самые красивые… Кирюша говорит, он из них уже вырос, а всё, что нужно, есь в тырнете. Вот и сейчас сидит, тыкает в смаркфоне. Видно его в окошечке кафе через дорогу. Обещал следить, чтобы меня никто не обижал… Да кому обижать то, тута люди все приличные, коли за книгами пришли. Можеть и мои чьим-нибудь деткам сгодятся… … Душно сегодня. Тока бы дожжичек не зарядил…
На платьице — кармашек. В нем спрятан абрикос. Июль — пора ромашек, Улыбок и стрекоз. Кукушки крик последний Как осени звонок. Увянет скоро летний Ромашковый венок. Но в сердце, как в кармашке, Мы увезем домой Июльские ромашки — Пусть светят нам зимой.
Этот «Июль» украинской поэтессы Татьяны Литвиновой побудил меня на «Фантастику».
Папа сказал: «Фантастика!, — Начиная свой комментарий, — Умудриться „пару“ словить За обычный школьный гербарий?! За какие-то там цветочки, Приклеенные на картоне. Неужели, так трудно нарвать Их во дворе на газоне?!» Только тогда я признался, Что без спроса взял «Polaroid», Потому что такая коллекция Жизни цветов не стоит. Я сделал ФОТОгербарий, Но это не оценили И потому мне в дневник Жирную двойку влепили. Папа сказал: «Фантастика!» И достал из шкафа ремень. Я поскакал по квартире Как молодой олень… Время к зиме приближалось, Позабыл я цветы и «скачку». На пороге папа возник, Протянул мне журналов пачку. В «Юный натуралист» Он отправил фотогербарий. И теперь слово «Фантастика!» — Это был мой комментарий.
У ворот июля замерли улитки, Хлопает листами вымокший орех, Ветер из дождя выдергивает нитки, Солнце сыплет блеск из облачных прорех.
Светятся лягушки и, себя не помня, Скачут через камни рыжего ручья… Дай мне задержаться на пороге полдня, Дай облокотиться о косяк луча!
Детская «Радость» Новеллы Матвеевой. Не морщите лоб, вспоминая «Кто это?», достаточно двух строк: «Мне было довольно того, что твой Плащ висел на гвозде.» Вспомнили? Тогда возвращаемся к «ПЕРЕКЛИЧКЕ».
«Дождались» Натальи Симановой
Дождик забарабанил, Капли несутся вниз. После жары долгожданный И очень приятный сюрприз. Все подставляют ладони, Лапы, крылья, хвосты, Чтобы вкусить прохладу После дневной духоты. Катят сверкая капли По солнечному лучу, А я, затаив дыханье, К нему прикоснуться хочу.
Дедушка ласково гладит вторую голову внука И кладёт конфетку в трехпалую синюю руку. Берёт за поводок-строгач лохманую рыбёшку, Не дав ей банку облизать с консервами из кошки. И так они отправились гулять в ближайший парк, Чтоб наблюдать за стаею диких пернатых собак, Которые здесь пролётом куда-то на крайний юг, Но ради сочной морковки сделали маленький крюк. Она с ветвей свисает до самого бетона, А пёсики клюют её и издают лишь стоны. Ужасно радостны вокруг и взрослые, и дети, О, как неповторим июнь в три тыщи двадцать третьем!
— Привет! Ты кто? — Одуванчик. А ты? — Не ты! А Вы! — Ладно-ладно… А Вы? — Я — чистокровная благородная Роза! — … а я… — Откуда ты такое… а… а… АДУВАЧИ...? — О-ду-ван-чик! — Неважно! Так откуда ты? — С той стороны забора. — Фи! "… с тооой стороны...'! — А ты… Ой! Вы откуда? — Ах, как откуда!? Естественно из элитного питомника! Моё предназначение — величественная красота! А ты...! — А я? — Форменное безобразие! — ? — Как можно! Какое безвкусное непостоянство!.. — ? — … То жёлтый, то белый, то, вообще, лысый! Фииии! — Но мне… ЧИК — … это нужно… ЧИК — … для путешествий… ЧИК Секатор в руках садовника неумолим, ему нет разницы между голодранцем-путешественником и высокородной знатью. ЧИК
Вот моя безглагольная попытка. И признание — без глаголов сложно. Но интересно.
В ожидании
Незамысловатые цветы на клумбе под окном, пронизанные предутренней прохладой, замершие в ожидании первых солнечных лучей. Дрожью предвкушения нового дня пронизаны все клеточки — от края каждого лепестка-тычинки через стебель-листик до кончика самого тоненького корешка. А рядом на скамейке я, тоже не «особая редкость», в ожидании своих «солнечных лучей» — своего вдохновения.
(в переводе Вячеслава Куприянова)
Сверх меры мир в пространстве небосвода,
запасы света в дальних закромах.
Как странно нам величие исхода,
но как близки прощание и страх!
Звезда упала. На устах у всех
за нею вслед желанье просияло:
что истекло и что нашло начало?
Кто провинился? Чей искуплен грех?
Наталья Симанова
(без перевода)
Август — это время звездопадов,
Время заветной мечты.
А что же тебе для счастия надо?
Что загадаешь ты?
Что твою душу сегодня тревожит?
О ком твоё сердце болит?
Падения путь быстр и несложен
Ярких ночных Персеид.
Он молодой фотограф Алекс. Вообще то, Саша, но Алекс — звучнее.
Алекс искал типажи для фотовыставки «Город людей». И вот уже целый месяц он не просто слонялся по улицам, а вёл кропотливый поиск кадра. Не просто интересной картинки, а интересной жизненной истории.
Вот одна из них.
Это… это… Это просто беда! Запомнить имя! Поэтому Алекс назвал её Кухарка. Она и в правду была поварихой — домработницей у одного местного научного деятеля, востоковеда — япониста. И Деятель этот не имел семьи, но имел много странностей. Алекс не мог понять, как можно писать о культуре и обычаях страны, в которой ни разу не бывал. Но с завидной регулярностью, как шепнула Кухарка, минимум раз в год Японист получал звание или премию за свой очередной «научный трактат». Или кимоно, которых было два огромных шкафа, он надевал «на выход в свет», а дома «щеголял» в старых трико и потёртом махровом халате, отдалённо напоминающим кимоно. Но главный «бзик» заключался в том, что Японовед решил — он обязан есть рыбу каждый день! Именно тогда в его доме и появилась Кухарка. Она не была шефом ресторана с мишленовскими звёздами — она была поварихой заводской столовой. Она очень любила свою работу, ей нравилось готовить, готовить вкусно. Но годы любимой работы сказались на здоровье, на огромной столовской кухне ей стало трудно дышать. Назначили инвалидность, отправили на досрочную пенсию и случилось это именно в тот момент, когда Деятеля «осенила» мысль о рыбоеденье.
И тут включилась «Теория шести рукопожатий» — они встретились…
Ожидаете красивый финал? Нет. Дальше было обыденно и незамысловато. Деятель сидел и писал о Японии — Кухарка приходила и готовила блюда из рыбы. Двенадцать лет. А потом он умер, просто от старости, и Анна… Алекс вспомнил как её зовут… И Анна осталась одна с книгами рецептов сааамых разных блюд из рыбы и несколькими фигурками, добытыми ею при потрошении водоплавающих. Она ещё смеялась, что у неё больше, чем у Андерсена…
… Это лишь один кадр молодого фотографа…
Но Кирюша сказал, что это хороший какой-то там мракетинговый ход…
Он ещё малой у меня, но шипко умный. Школу окончил с мендалею. В институте… нет — нет, в у-ни-ве-рси-те-те теперь будет учиться…
Как ему бедному трудно. Ему стока всего надо…
От родителей толку мало — знай себе работу работают. А кто о ребёнке позаботится?! Только бабушка!..
Ему, деточке, для учения срочно нужен новый нубук… Цену сказал, я чуть с ума не съехала…
Но Кирюша — умничка всё придумал — раз моей пенсии не хватат, то нужно что-нидь продать.
Продать книги, которые мы с дедом, царство небесное, для него собирали. Самые интересные, самые красивые…
Кирюша говорит, он из них уже вырос, а всё, что нужно, есь в тырнете. Вот и сейчас сидит, тыкает в смаркфоне. Видно его в окошечке кафе через дорогу. Обещал следить, чтобы меня никто не обижал…
Да кому обижать то, тута люди все приличные, коли за книгами пришли. Можеть и мои чьим-нибудь деткам сгодятся…
… Душно сегодня. Тока бы дожжичек не зарядил…
В нем спрятан абрикос.
Июль — пора ромашек,
Улыбок и стрекоз.
Кукушки крик последний
Как осени звонок.
Увянет скоро летний
Ромашковый венок.
Но в сердце, как в кармашке,
Мы увезем домой
Июльские ромашки —
Пусть светят нам зимой.
Этот «Июль» украинской поэтессы Татьяны Литвиновой побудил меня на «Фантастику».
Папа сказал: «Фантастика!, — Начиная свой комментарий, —
Умудриться „пару“ словить
За обычный школьный гербарий?!
За какие-то там цветочки,
Приклеенные на картоне.
Неужели, так трудно нарвать
Их во дворе на газоне?!»
Только тогда я признался,
Что без спроса взял «Polaroid»,
Потому что такая коллекция
Жизни цветов не стоит.
Я сделал ФОТОгербарий,
Но это не оценили
И потому мне в дневник
Жирную двойку влепили.
Папа сказал: «Фантастика!»
И достал из шкафа ремень.
Я поскакал по квартире
Как молодой олень…
Время к зиме приближалось,
Позабыл я цветы и «скачку».
На пороге папа возник,
Протянул мне журналов пачку.
В «Юный натуралист»
Он отправил фотогербарий.
И теперь слово «Фантастика!» —
Это был мой комментарий.
Это я открыла для себя автора давно знакомых строк.
У ворот июля замерли улитки,
Хлопает листами вымокший орех,
Ветер из дождя выдергивает нитки,
Солнце сыплет блеск из облачных прорех.
Светятся лягушки и, себя не помня,
Скачут через камни рыжего ручья…
Дай мне задержаться на пороге полдня,
Дай облокотиться о косяк луча!
Детская «Радость» Новеллы Матвеевой. Не морщите лоб, вспоминая «Кто это?», достаточно двух строк:
«Мне было довольно того, что твой
Плащ висел на гвозде.»
Вспомнили? Тогда возвращаемся к «ПЕРЕКЛИЧКЕ».
«Дождались» Натальи Симановой
Дождик забарабанил,
Капли несутся вниз.
После жары долгожданный
И очень приятный сюрприз.
Все подставляют ладони,
Лапы, крылья, хвосты,
Чтобы вкусить прохладу
После дневной духоты.
Катят сверкая капли
По солнечному лучу,
А я, затаив дыханье,
К нему прикоснуться хочу.
От души поздравляю победителей (себя в том числе)!
Благодарю жюри!
Желаю Всем нам новых конкурсов и нового вдохновения!
Эдуард Успенский. Экологическая идиллия
Представляете — июнь!
Благодать, куда ни плюнь.
Светло-розовый лужок,
Желтенькая речка…
Вылезли на бережок
Два желтых человечка.
Синий дождичек пошел,
Синим все покрасил,
Выпал сладкий порошок,
Лужицы заквасил.
Я стою в дурманчике,
Очень, очень рад.
Предо мной в туманчике
Летний детский сад.
Дети все нарядные
И в комбинезонах.
В них работать можно
В запрещенных зонах.
Няни детям раздадут
Всем противогазы.
И они гулять пойдут,
Не боясь заразы.
Вот собачка бегает
И трясет рогами,
Пробежала курочка
С четырьмя ногами.
Капли свежей ртути, тишь…
Благодать в июне,
Целый день себе стоишь
И пускаешь слюни.
-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-/-
Наталья Симанова. Июнь 3023
Дедушка ласково гладит
вторую голову внука
И кладёт конфетку
в трехпалую синюю руку.
Берёт за поводок-строгач
лохманую рыбёшку,
Не дав ей банку облизать
с консервами из кошки.
И так они отправились
гулять в ближайший парк,
Чтоб наблюдать за стаею
диких пернатых собак,
Которые здесь пролётом
куда-то на крайний юг,
Но ради сочной морковки
сделали маленький крюк.
Она с ветвей свисает
до самого бетона,
А пёсики клюют её
и издают лишь стоны.
Ужасно радостны вокруг
и взрослые, и дети,
О, как неповторим июнь
в три тыщи двадцать третьем!
Утром в саду
— Привет! Ты кто?
— Одуванчик. А ты?
— Не ты! А Вы!
— Ладно-ладно… А Вы?
— Я — чистокровная благородная Роза!
— … а я…
— Откуда ты такое… а… а… АДУВАЧИ...?
— О-ду-ван-чик!
— Неважно! Так откуда ты?
— С той стороны забора.
— Фи! "… с тооой стороны...'!
— А ты… Ой! Вы откуда?
— Ах, как откуда!? Естественно из элитного питомника! Моё предназначение — величественная красота! А ты...!
— А я?
— Форменное безобразие!
— ?
— Как можно! Какое безвкусное непостоянство!..
— ?
— … То жёлтый, то белый, то, вообще, лысый! Фииии!
— Но мне…
ЧИК
— … это нужно…
ЧИК
— … для путешествий…
ЧИК
Секатор в руках садовника неумолим, ему нет разницы между голодранцем-путешественником и высокородной знатью.
ЧИК
Я в детстве не каталась на лошадках,
Занять их успевали старшие ребятки,
А мне и прочим малюткам
Оставались ослы, львы и утки.
27 число — День фиксации случайных мыслей,
Только мои, как назло, спрятались, где-то зависли.
Но интересно.
В ожидании
Незамысловатые цветы на клумбе под окном, пронизанные предутренней прохладой, замершие в ожидании первых солнечных лучей. Дрожью предвкушения нового дня пронизаны все клеточки — от края каждого лепестка-тычинки через стебель-листик до кончика самого тоненького корешка. А рядом на скамейке я, тоже не «особая редкость», в ожидании своих «солнечных лучей» — своего вдохновения.