О Мусе Джалиле я узнал от учительницы (классного руководителя) в четвёртом классе. Она нам рассказала о подвиге поэта. И этот рассказ поразил меня, одиннадцатилетнего пацана. Я запомнил имя этого героя. Позже я познакомился с его стихами. Всегда помнил имя и то, что он сделал, то, как он прожил жизнь. А с учительницей до сих пор поддерживаем дружеские отношения, ей сейчас 88 лет. При каждой встрече, хотя бы один раз произносится имя — Муса Джалиль.
Если у вас нету… дачи, то у меня дача есть. Кстати, с площадкой для игры в крокет).
Из цикла «Дачная жизнь»
Соток пять, не больше, дача: минидомик и сарай, где хозяин на ночь прячет свой садовый инвентарь; сад из яблони и груши, трёх смородинных кустов, двух крыжовенных колючих и в тени, под грушей стол; огород: чесночья грядка, парничок для огурцов и с морковью всё в порядке, семь картофельных концов, а для перцев и томатов есть тепличка в полный рост, лук, капуста, крессалаты, щавельку недлинный хвост…
Но а главное не это. Не крыжовник и морковь. Здесь раздолье для поэта, Здесь ромашкина любовь. За картошкой, у забора, на хозяйском цветнике жил цветок с простым узором на изящном стебельке. Бело-солнечной ромашке было скучно здесь одной, ведь за яркостью рубашек не нашлось души родной.
Но однажды за забором, за сосновою доской, над зелёным пыльным вздором, что с весны стоит стеной, гордо вскинул к небу свечку фиолетовый люпин — статью, цветом безупречен, как в курятнике павлин. И ромашка погадала на своих же лепестках, — поняла, что увидала своё счастье в двух шагах…
Дальше было что — не знаю… Дни тонули в море дел: огород, ремонт сарая — отпуск быстро пролетел, пролетели лето, осень, чуть помедленней зима, промелькнула яркой гостьей долго жданная весна… И пришло июнем лето, и ромашка расцвела…
Я ещё вчера гулял, февралём дыша коротким. Ночь играла жёлтой лодкой в океане полном звёзд.
Ярким золотом горел на ветвях деревьев иней. И простая строгость линий улиц в свете фонарей в глубине февральской ночи чёрной точкой становилась, к ней отчаянно стремилась тень от осени моей…
Но сегодня я иду под несмелым солнцем марта, рядом тень идёт спокойно, позабыв февральский сон.
Декабрём тоскует небо. Снег ещё пока что небыль. Быль: дрожащая река, — в голых вётлах берега, серый город на холмах, — еле тлеет жизнь в глазах, галки вялые, как сон, пробуют на вкус газон, — может ищут вкусы лета? Лето ищут в декабре-то! Лета песенка допета под октябрьским ветерком, и теперь гуляет лето где-то очень далеко. Ну а здесь в холодном парке, где газоны топчут галки, на скамейках несогретых много места для поэта. Много места, мало света… Грусть на сердце у поэта…
* * * Зима ушла под выходные. Снег заметал её следы. Дрожали площади пустые от светофорной чехарды. Тихонько плакал старый тополь, роняя слёзы в рыхлый снег, а ветер трясся от озноба, меняя шаг на рваный бег. Вслед за зимой ушёл и вечер, оставив на хозяйстве ночь, — во мраке городом был встречен вернувшийся ноябрьский дождь.
* * * Малорослый день декабрьский тихим снегом шёл к весне через чудо зимней сказки, небо в белой пелене, через лес во сне молчащий, через ленты твёрдых рек, через город тут стоящий, через мой короткий век… Тихим снегом день декабрьский шёл уверенно к весне.
Ольга, Ваша радость настолько велика, что Вы меня произвели в Сергеи, я этого не заслужил ещё, но буду стараться))) Или этот радостный комментарий не Александру написан?)))
Кстати, с площадкой для игры в крокет).
Из цикла «Дачная жизнь»
Соток пять, не больше, дача:
минидомик и сарай,
где хозяин на ночь прячет
свой садовый инвентарь;
сад из яблони и груши,
трёх смородинных кустов,
двух крыжовенных колючих
и в тени, под грушей стол;
огород: чесночья грядка,
парничок для огурцов
и с морковью всё в порядке,
семь картофельных концов,
а для перцев и томатов
есть тепличка в полный рост,
лук, капуста, крессалаты,
щавельку недлинный хвост…
Но а главное не это.
Не крыжовник и морковь.
Здесь раздолье для поэта,
Здесь ромашкина любовь.
За картошкой, у забора,
на хозяйском цветнике
жил цветок с простым узором
на изящном стебельке.
Бело-солнечной ромашке
было скучно здесь одной,
ведь за яркостью рубашек
не нашлось души родной.
Но однажды за забором,
за сосновою доской,
над зелёным пыльным вздором,
что с весны стоит стеной,
гордо вскинул к небу свечку
фиолетовый люпин —
статью, цветом безупречен,
как в курятнике павлин.
И ромашка погадала
на своих же лепестках, —
поняла, что увидала
своё счастье в двух шагах…
Дальше было что — не знаю…
Дни тонули в море дел:
огород, ремонт сарая —
отпуск быстро пролетел,
пролетели лето, осень,
чуть помедленней зима,
промелькнула яркой гостьей
долго жданная весна…
И пришло июнем лето,
и ромашка расцвела…
Я уже писал об этом…
Ну, пока! Пойду! Дела!
Закоптилось небо в пламени заката.
Заплясала в речке толстая луна.
Забубнила на недальних перекатах
под ракитами рождённая волна.
Просыпались в закопчённом небе звёзды,
проявился, наконец, и Млечный Путь.
Засветились человеческие гнёзда,
электричеством тесня ночную суть.
Застучало громко время каблучками,
попадать стремилось с сердцем в унисон.
Опустились тихо веки за очками…
Ночь ушла. Со мной остался только сон.
2 — а
3 — а, в
4 — б
5 — б
6 — в, д
7 — а, б
8 — г, ж, з
9 — б
10 — а, е
11 — ж
12 — в
14 — б
16 — б
17 — б
18 — в
с ног сбивают два глотка.
Облака уже весенние,
кучевые облака.
И февраль закапал с крыши
прямо в мартовский ручей.
По аллеям парка пишут
строчки несколько грачей.
Обрели прозрачность лужи,
сбросив зимние оковы,
после плена зимней стужи —
блеск весны в глазах оконных.
Я не взял с собой перчатки,
шарф не взял и зимний сплин.
Воздух марта свежий, сладкий.
Время кончилось седин.
февралём дыша коротким.
Ночь играла жёлтой лодкой
в океане полном звёзд.
Ярким золотом горел
на ветвях деревьев иней.
И простая строгость линий
улиц в свете фонарей
в глубине февральской ночи
чёрной точкой становилась,
к ней отчаянно стремилась
тень от осени моей…
Но сегодня я иду
под несмелым солнцем марта,
рядом тень идёт спокойно,
позабыв февральский сон.
мать-и-мачеха цветёт,
подражая человеку,
по бордюру грач идёт.
Позади скрестил он крылья,
будто руки за спиной,
отмеряет птичьи мили
он неспешною ходьбой.
Превращает мили в вёрсты —
здесь родная сторона,
здесь отеческие вёсны,
жизнью здесь душа полна.
25. 04. 2022 г.
Декабрём тоскует небо.
Снег ещё пока что небыль.
Быль: дрожащая река, —
в голых вётлах берега,
серый город на холмах, —
еле тлеет жизнь в глазах,
галки вялые, как сон,
пробуют на вкус газон, —
может ищут вкусы лета?
Лето ищут в декабре-то!
Лета песенка допета
под октябрьским ветерком,
и теперь гуляет лето
где-то очень далеко.
Ну а здесь в холодном парке,
где газоны топчут галки,
на скамейках несогретых
много места для поэта.
Много места, мало света…
Грусть на сердце у поэта…
Зима ушла под выходные.
Снег заметал её следы.
Дрожали площади пустые
от светофорной чехарды.
Тихонько плакал старый тополь,
роняя слёзы в рыхлый снег,
а ветер трясся от озноба,
меняя шаг на рваный бег.
Вслед за зимой ушёл и вечер,
оставив на хозяйстве ночь, —
во мраке городом был встречен
вернувшийся ноябрьский дождь.
Малорослый день декабрьский
тихим снегом шёл к весне
через чудо зимней сказки,
небо в белой пелене,
через лес во сне молчащий,
через ленты твёрдых рек,
через город тут стоящий,
через мой короткий век…
Тихим снегом день декабрьский
шёл уверенно к весне.
— Что это?
— Где это? – встревожилась продавщица.
— На пачке масла слева, — пролепетала испуганно девушка.
Продавец внимательно посмотрела на девушку и тихо успокоила:
— Чем-то поцарапали. Я дам Вам другую пачку.
— Это не царапины! Это мышиные зубы! – шёпотом крикнула покупательница.
Вскипает август яблочным вареньем,
в саду подсолнух крутит головой,
и как простое недоразуменье —
берёзка с чуть желтеющей листвой.
Но солнце ближе к горизонту жмётся
и норовит уйти за облака,
и утром не спешит открыть воротца,
но вечером спешит зажечь закат.
Прощаюсь с летом.
Через день Успение.
А там сентябрь… октябрь…
и год долой…
И снова будет август и варенье,
и мой декабрь с седою головой.