Не время года эта осень, А время жизни. Голизна, Навязанный покой несносен: Примерка призрачного сна. Хоть присказки, заботы те же, Они порой не по плечу. Всё меньше слов, и встречи реже. И вдруг себе я бормочу Про осень, про тоску. О боже, Дойти бы, да не хватит сил. Я столько жил, а всё не дожил, Не доглядел, не долюбил.
Гордеев Александр
Пустяки
Кленовой веткой мокрой ночью стучит октябрь в моё окно. Не сплю, кручу сосредоточенно прошедших лет веретено. Мелькают лица и события, и что-то сделано не так. Но нет, теперь не изменить его — тогдашний, вроде бы, пустяк. Свет фонаря октябрьской ночи моей касается щеки. Нет сна, и я сосредоточенно перебираю пустяки.
То летняя ночь, июньская ночь была, Когда они оба под старыми липами бродили — Казенная спутница страсти по небу плыла Луна неизбежная… Тихо листы говорили — Всё было как следует, так, как ведется всегда, Они только оба о вздоре болтали тогда. Две тени большие, две тени по старой стене За ними бежали и тесно друг с другом сливались.
А. Гордеев
Ночь в июне
В потемневшем небе промелькнули звёзды. Быстрой жёлтой лодкой проплыла луна. Я с тобой прощался, — рано или поздно? Нет ночей в июне — только тень одна.
Каждый раз при встрече пролетает вечность, — за одно мгновенье несколько часов… Тянутся веками дни от встречи к встрече. Это только в строчках несколько слогов.
Жизнь, как ночь в июне, промелькнула тенью, может, звёзд побольше, не одна луна. И хотя там, в прошлом, только привиденья, мне июньской ночью, право, не до сна.
Хотя рассыпчатый и с грязью пополам Лежит пластами снег на улице сонливой, Хотя и холодно бывает по утрам И ветра слышатся стесненные порывы,
Но небо синее, прозрачное, без туч, Но проницающей, крепительной струею И свежий пар земли, но редкий солнца луч, Сквозящий трепетно в час полдня над землею,–
Всё сладко шепчет мне: «На родине твоей Уже давно весны повеяло дыханье, Там груди дышится просторней и вольней, Там ближе чувствуешь природы прозябанье,
Там отсыревшая и рыхлая земля Уж черной полосой мелькает в синей дали… Из сохнувших лесов чрез ровные поля Потоки снежные давно перебежали.
И сад, где весело ребенком бегал ты, Такой же прелестью былого детства веет: В нем всё под сладостным дыханьем теплоты Стремительно растет, цветет и зеленеет».
Апрель 1856
А. Гордеев
Без февраля, без мартовского снега апрелем дышит город тяжело, — дожди нейдут из голубого неба, дождями где-то небо истекло. Пылят дороги бурею песчаной, и крыши пеплом серым замело, а солнца луч нет-нет да и заглянет в почти что непрозрачное окно. Скользнёт едва по потолку и стенам, задержит взгляд на письменном столе, где развалился в позе неизменной блокнот со свежей строчкой на челе. А в ней весна, любовь и перемены, и нет ни слова про седую пыль, про скучные погодные измены, про то, как зиму эту пережил.
Друг мой, я хочу рассказать тебе о странном происшествии, которое случилось с моим старым знакомым…
Однажды, проснувшись ночью, он спустил ноги с кровати и, повозив ими по полу, нащупал шлепанцы. Шаркающей походкой старика, не открывая глаз, проследовал давно известным маршрутом и скрылся за дверью туалета. Через некоторое время, когда он выходил оттуда под говор водопада уже более твердой поступью, его взгляд упал на висевший напротив двери календарь. Неужели? Сердце вздрогнуло и бешено заколотилось в груди. Бросившись к окну, он отодвинул штору. Что там? За окном жила ночь. А что там могло быть в четыре ночи? Разочарованно вздохнув, он задернул штору и побрел в спальню. Забравшись под одеяло, закрыл глаза — вот он — календарь. Сегодня первое марта. Пришла весна.
Понравилось про 100. Но, видимо, не тот палец вперёд послал… Наверное до100 недотягиваю, ничего, я и на меньшее согласен, лишь бы из ситуации выкрутиться
В царстве снежном я стою —
горку охраняю.
День и ночь не ем, не сплю —
устали не знаю.
Здесь мороз, метель и вьюга
славно закаляют.
Рядом ёлочка — подруга
ветер отгоняет.
Я надёжный часовой —
смелый, стойкий, зоркий.
Не покину пост я свой,
не оставлю горку.
Завтра утром — громкий смех,
льдянки, санки, ветер;
вновь искриться будет снег,
радоваться дети.
А потом наступит вечер,
детский поутихнет крик.
Снова ночь один я встречу, —
ваш охранник — снеговик.
Двое
Сосна, шампанское и свечи;
искрят бенгальские огни.
И мы с тобой одни… Одни!
В волшебный самый долгий вечер.
Мы вспоминаем наши встречи, — минуты… годы… ночи… дни…
Звезда, шампанское и свечи…
В глазах горят любви огни.
Гадать не нужно «чёт иль нечет» — сей долгий вечер — страсти нить, — мгновенье каждое ценить
нам надо. Жаль не будут вечно
сосна, шампанское и свечи.
* * *
Не время года эта осень,
А время жизни. Голизна,
Навязанный покой несносен:
Примерка призрачного сна.
Хоть присказки, заботы те же,
Они порой не по плечу.
Всё меньше слов, и встречи реже.
И вдруг себе я бормочу
Про осень, про тоску. О боже,
Дойти бы, да не хватит сил.
Я столько жил, а всё не дожил,
Не доглядел, не долюбил.
Гордеев Александр
Пустяки
Кленовой веткой мокрой ночью
стучит октябрь в моё окно.
Не сплю, кручу сосредоточенно
прошедших лет веретено.
Мелькают лица и события,
и что-то сделано не так.
Но нет, теперь не изменить его — тогдашний, вроде бы, пустяк.
Свет фонаря октябрьской ночи
моей касается щеки.
Нет сна, и я сосредоточенно
перебираю пустяки.
То летняя ночь, июньская ночь была,
Когда они оба под старыми липами бродили —
Казенная спутница страсти по небу плыла
Луна неизбежная… Тихо листы говорили —
Всё было как следует, так, как ведется всегда,
Они только оба о вздоре болтали тогда.
Две тени большие, две тени по старой стене
За ними бежали и тесно друг с другом сливались.
А. Гордеев
Ночь в июне
В потемневшем небе промелькнули звёзды.
Быстрой жёлтой лодкой проплыла луна.
Я с тобой прощался, —
рано или поздно?
Нет ночей в июне —
только тень одна.
Каждый раз при встрече пролетает вечность, —
за одно мгновенье несколько часов…
Тянутся веками дни от встречи к встрече.
Это только в строчках несколько слогов.
Жизнь, как ночь в июне,
промелькнула тенью,
может, звёзд побольше,
не одна луна.
И хотя там, в прошлом, только привиденья,
мне июньской ночью, право, не до сна.
* * *
Хотя рассыпчатый и с грязью пополам
Лежит пластами снег на улице сонливой,
Хотя и холодно бывает по утрам
И ветра слышатся стесненные порывы,
Но небо синее, прозрачное, без туч,
Но проницающей, крепительной струею
И свежий пар земли, но редкий солнца луч,
Сквозящий трепетно в час полдня над землею,–
Всё сладко шепчет мне: «На родине твоей
Уже давно весны повеяло дыханье,
Там груди дышится просторней и вольней,
Там ближе чувствуешь природы прозябанье,
Там отсыревшая и рыхлая земля
Уж черной полосой мелькает в синей дали…
Из сохнувших лесов чрез ровные поля
Потоки снежные давно перебежали.
И сад, где весело ребенком бегал ты,
Такой же прелестью былого детства веет:
В нем всё под сладостным дыханьем теплоты
Стремительно растет, цветет и зеленеет».
Апрель 1856
А. Гордеев
Без февраля, без мартовского снега
апрелем дышит город тяжело, —
дожди нейдут из голубого неба,
дождями где-то небо истекло.
Пылят дороги бурею песчаной,
и крыши пеплом серым замело,
а солнца луч нет-нет да и заглянет
в почти что непрозрачное окно.
Скользнёт едва по потолку и стенам,
задержит взгляд на письменном столе,
где развалился в позе неизменной
блокнот со свежей строчкой на челе.
А в ней весна, любовь и перемены,
и нет ни слова про седую пыль,
про скучные погодные измены,
про то, как зиму эту пережил.
Однажды, проснувшись ночью, он спустил ноги с кровати и, повозив ими по полу, нащупал шлепанцы.
Шаркающей походкой старика, не открывая глаз, проследовал давно известным маршрутом
и скрылся за дверью туалета.
Через некоторое время, когда он выходил оттуда под говор водопада уже более твердой
поступью, его взгляд упал на висевший напротив двери календарь. Неужели? Сердце
вздрогнуло и бешено заколотилось в груди. Бросившись к окну, он отодвинул штору.
Что там? За окном жила ночь. А что там могло быть в четыре ночи?
Разочарованно вздохнув, он задернул штору и побрел в спальню. Забравшись под одеяло,
закрыл глаза — вот он — календарь.
Сегодня первое марта.
Пришла весна.
Дух пряный марта был в лунном круге,
Под талым снегом хрустел песок.
Мой город истаял в мокрой вьюге,
Рыдал, влюблённый, у чьих-то ног.
Ты прижималась всё суеверней,
И мне казалось — сквозь храп коня —
Венгерский танец в небесной черни
Звенит и плачет, дразня меня.
А шалый ветер, носясь над далью,-
Хотел он выжечь душу мне,
В лицо швыряя твоей вуалью
И запевая о старине…
И вдруг — ты, дальняя, чужая,
Сказала с молнией в глазах:
То душа, на последний путь вступая,
Безумно плачет о прошлых снах.
6 марта 1910
Март
Апрелем март ласкает город.
Весною дышат сквозняки.
Навстречу им рву душный ворот
февральской затяжной тоски.
Глотаю жадно ветер сладкий
надежд и ярких перемен.
А сердце в рёбра бьёт нещадно,
стремясь покинуть тесный плен.
И пусть не все снега растопит
весны горячий поцелуй,
в душе своей я слышу рокот,
забытый рокот вешних струй.
6 марта 2020
крутится во дворах.
Треплет февральскую бороду
снежную в пух и прах.
Погода
Да разве кто переиначит
Приметы? Нынче ли? В былом?
Щербится месяц. Птица плачет.
Пошла погода на излом.
Пошла, поехала погода.
Её попробуй удержи!
Ведь всё коварней год от года
Её лихие виражи.
Роняя снежные лепнины
(Была зима? Иль не была),
Стволы почёсывают спины,
Пожмуриваясь от тепла.
Бегут потёки по коре…
А дело было в январе.
Январь
Снег на цыпочках крадётся.
С губ срывается парок.
Нам с тобой легко идётся
В этот дивный вечерок.
Ах, январь, ты нас балуешь:
ни морозом не трещишь,
ни метелью не целуешь,
ни пургою не шалишь.
Застеклил ледочком лужи, —
минус слабый, но взяло!
Забелил великодушно
всё, что в серое ушло.
Нет на горках суматохи,
не сыграть никак в снежки;
без работы лыжи сохнут,
без катка грустят коньки…
Новый Год отхороводил…
Мотыльками дни летят…
А зима всё где-то бродит
долгих шесть недель подряд.