Внимательно прочитала и сам рассказ, и комментарии к нему. И, если позволите, хотела бы поделиться своими размышлениями. Начну с позитива. Рассказ покорил, в первую очередь, именно человечностью. Совершенно верно подметил это один из комментаторов. Очень не люблю слово «аура», его в последнее время гоняют почем зря, что называется — и в хвост, и в гриву. Но тут иначе не скажешь. Добрая и милосердная аура у этого рассказа. А милосердие, как известно, наиболее из всех чувств заслужено человеком. Почему-то при чтении рассказа мне вспомнилось изумительное стихотворение Иннокентия Анненского «Вечер. Зеленая детская» и особенно последние его строки: «Милое, тихо-печальное, все это в сердце живет». Так вот, не столько герои и не детали повествования, а именно атмосфера его – мягкая, благостная, тихо-печальная. Будто слабый свет свечи, еще горящий, но уже меркнущий. Спасибо автору. Теперь о том, что немного насторожило. Действительно, какой-то немного лубочный язык, будто стилизованный под народную речь. Скорее всего, это сделано для придания большего эффекта и воссоздания целостной картинки деревенской жизни, но ощущение несколько приторное. Драматизм ситуации – предчувствие смерти, ожидание ее — на мой взгляд, размывается в таких фразах, как «ласточкой летать, лесом любоваться, рассветом просыпаться и в закаты с Васей уходить», «Покряхтывая, одела валенки, кофту пуховую, сверху ватник старенький да платок выцветший» и т.д. Бог с ним – одела/надела — дело не в этом, а в каком-то нарочитом педалировании дряхлости конкретно сельской жительницы. Словно для пущего эффекта еще только остается тихонько вымолвить: «Охти! Охти, мне горемычной! Смертушка-то моя не за горами, ох!» Поясню свою мысль на примере. Одно пронзительных описаний приближающейся смерти в рассказе Чехова «Скрипка Ротшильда». Скупое, даже лапидарное, но невероятно сильное: Старуха всё время лежала молча с закрытыми глазами. Но вечером, когда стемнело, она вдруг позвала старика.— Помнишь, Яков? — спросила она, глядя на него радостно. — Помнишь, пятьдесят лет назад нам бог дал ребеночка с белокурыми волосиками? Мы с тобой тогда всё на речке сидели и песни пели… под вербой. И вдруг в памяти Якова, как живой, вырос младенчик с белокурыми волосами и верба, про которую говорила Марфа. Да, это и есть та самая верба — зеленая, тихая, грустная… Как она постарела, бедная! И все. Но больше и сказать нельзя. Все слова мелки, комом застревают в горле. Недаром, Чехов – это поэт в прозе. Далее. По-поводу деталей. Вот здесь, как совершенно справедливо заметили мои коллеги – время событий надо обозначить. Неувязка бросается в глаза: село, абсолютно не выглядит умирающим. Есть и школа, и работа – дети бегут на уроки, кто-то идет на работу – старуха их провожает. У соседки Клавы пятеро детей, и две коровы. Значит, есть чем кормить. Корова – не коза, ей сена запастись надо. Это коза, что найдет, то и обдерет, корове больше ухода требуется. Фельдшер… Здесь не соглашусь с некоторыми комментаторами. Фельдшер на селе – профессия почетная. Говорю это как невестка фельдшера. Свекор мой до конца жизни с гордостью говорил, что он фельдшер – маленький врач. Пока до райцентра к врачу домчишься, фельдшер и первую помощь окажет, и роды примет, в случае чего. Но, сейчас, не знаю, осталась ли должность фельдшера на селе. Я для себя определила время событий рассказа примерно как конец 80-х-начало 90-х, до развала Советского Союза, или самое начало 90-х. На это указывает косвенное упоминание времени в рассказе: Дом старый, деревянный, ещё отцом поставленный, но куда ему век пережить: и обветшал, и прохудился; а без мужских рук, уж почитай, все тридцать лет хиреет. То есть, если рассуждать логически – «век не переживет», следовательно, действие рассказа развивается еще до наступления 2000 года. Хорошо, буду отталкиваться от собственного же условного обозначения – самый конец 80-х и начало 90-х годов. Но, тогда, как быть с внуком? В те годы еще не наблюдалось такого массового оттока населения за рубеж. С этим было очень строго. Случаи были единичные, и уезжающие мгновенно награждались ярлыком эмигранта или диссидента. Вряд ли внук Степановны из них. И потом, Степановна сожалеет, что внук схоронил отца (то есть сына Степановны и Василия – Ваню) на краю света – на могилку не попасть. Следовательно, внук уехал, скорее всего с семьей (раз уже и правнуки есть у Степановны), или уже за границей женился, а потом и отца за собой позвал и тот там и умер. Но снова вопрос. Получается, что отец, как поехал за сыном, так сразу и умер? А если нет, то, значит, они уехали еще раньше, чем развиваются события в рассказе. То есть еще до 90-х годов. Но, тогда уехать за рубеж было вообще затруднительно. Автор, дорогой, ради Бога, не примите мои слова как придирку. Упаси Бог. Повторю, мне рассказ очень понравился своим милосердием. Я просто делюсь своими размышлениями. Пошли дальше. Вдовеет Степановна уже 30 лет. Ей сейчас 92, (ибо встречает она 92-ю весну). Следовательно, овдовела она в 62. Это еще не старость. И, скорее всего, сын был еще жив. Получается, он не мог помочь матери подправить дом? Как-то не вяжется с образом Александры Степановны, ведь автор позиционирует ее как очень хорошего, доброго человека, и видимо, заботливую мать. И ребенок рос в атмосфере заботы и любви – «Ваню в школу к этой калитке, и по плечу погладить и вслед крестом осенить, а Василий по молодости всегда у калитки целовал, когда на работу в лесничество уходил.» И при таких хороших, мастеровитых, заботливых родителях вырос сын, который за все время после смерти отца не удосужился матери дом подправить? Конечно, бывает всякое – и у самых хороших родителей бывают неблагодарные, или неудачливые дети, но как-то не вяжется это с общей атмосферой рассказа. Ведь боль ее направлена только к внуку – «Манька, похоже, не согласилась, знает, не было никого лет десять как». Дальше. Вот дальше уже то, что конкретно вызвало недоумение. Героиня просыпается и смотрит в окно. А там – «таяли серебристые сосульки под утренним весенним солнцем». И дальше: «Двор встретил ярким блеском подтаявшего снега». Дети в школу бегут. То есть примерно где-то половина восьмого утра. Хорошо. Но далее по тексту: «Вон у соседки петухи уж по второму разу побудку пропели, а меня лень одолела, уж больно сладко спалось сегодня» Автор, дорогой, я человек абсолютно городской, но знаю, что вторая побудка у петухов бывает в 2- половине третьего ночи. Первый раз они поют в час ночи, затем ближе к трем, и третий раз – уже ближе к рассвету – четырем-половине пятого. Во вторую побудку, обычно деревенские женщины и поднимаются с кроватей, тесто на хлебы замесить, скотину покормить-подоить, завтрак соорудить для детей и мужа. Не знаю может я что-то путаю, но свекор мой был человеком деревенским, он рассказывал, что вторую побудку на селе бабьим часом называли, потому что день у женщин начинался в это время. А тут получается, что в половине третьего ночи яркое, утреннее солнце и дети бегут в школу? Вот, молодуха Клавка появляется вовремя – корову подоила и понесла в дом доильник. Ну, вот как-то так навскидку… Но, повторю, рассказ мне очень понравился. И атмосферой своей, и, конечно же, образом поглощающего леса. Прекрасный образ. Спасибо большое Вам, автор. Удачи и успехов Вам!
Написала громадный комментарий под рассказом, а он исчез… Весь… Ну, что же делать?.. Хоть плачь… И сохранить не получилось… Может быть есть ли функция микрофона, чтобы я сказала свой комментарий? Ужасно долго писать все заново. Хоть плачь… Очень обидно, пропал огромный комментарий.
Огромная благодарность всем организаторам и админам сайта. Они действмтельно работают не покладая рук, делая все возможное для улучшения работы сайта. Спасибо!
Михаил, дорогой, с днем рождения! От всего сердца желаю Вам здоровья, счастья, удачи, успехов, а наипаче всего — радости! От радости и здоровье крепче и счастье обретает крылья. Имела удовольствие видеть Вас лично, Вы произвели на меня огромное впечатление. Статный, высокий, обходительный. Не знала тогда, что у Вас столько наград, как на этом фото, но мелькнула мысль- наверно, бывший военный. Выправку за версту видать. И оказалось в точку. Вы, как и другой именинник этого дня — прекрасный Василий Лановой — настоящий Офицер! Поздравляю!
Мои самые искренние поздравления участникам конкурса и победителям! Особая благодарность автору " Дороги к Славе" Андрею Агафонову. Низкий поклон Вам за этот рассказ. Удачи нам всем и дальнейших успехов!
Ольга, я бы с удовольствием проголосовала, но меня нет ни в одной из соцсетей. Нельзя ли проголосовать здесь? Как я могу поддержать Вас? Удачи Вам, дорогая!
Она уже знала, что будет дальше.Попискивающим комочком был крохотный продрогший котенок, которому очень нужна была семья. И она у него будет! Всем нужна семья — теплая, добрая, в которой всегда поймут и приветят. Не может, не должно быть так, чтобы не сбылось желание о счастье. Изголодавшееся сердце должно иметь хоть крупицу радости и добра, особенно в эту ночь, когда само небо осыпает землю милосердием.
Спасибо Вам огромное, Михаил! От всего сердца поздравляю всех авторов и руководство Союза! Счастья, радости, успехов всем нам! И пусть Наступающий год будет лучше предыдущего. Пусть каждый наш новый год будет лучше предыдущего!
Нет, конечно же бывают. И описания, и восхищения, и рассуждения. Все дело, на мой взгляд, в темпере этих понятий. В живости, насыщенности их подачи. Ну, вот как бы пояснить… Это только мое мнение, естественно, я ни в коем разе на нем настаиваю. Вы — автор, у Вас замечательное описание любимого края. Поэтому я привела в пример Сладкова и Пескова. Великолепные очеркисты, просто изумительные. Но, когда речь идет о художественной прозе… Просто пытаюсь пояснить свою мысль. Если позволите, сделаю это образно, мне легче так выразить свою мысль. Мне думается, что описательная проза — золото. Только в случае с Паустовским, или Нагибиным — это слитки золота, горящие от упавшего на них солнечного луча. То есть сфокусированное золото. Оттого и немой восторг перед великолепным сравнением или метафорой. А проза Пришвина — это золото тонким сплошным листом. Словно старинное золото, мерцающее сдержанным рассеянным светом. Оттого и побуждает к неспешным размышлениям, философским наблюдениям. Но объем золота и в первом и во втором случае не меньше. Они равны по объему. Просто, в разных формах. Вот, и мне думается, что художественная проза должна быть или слитком или тонким сплошным листом.
Ну, что сказать. Если, позволите, попытаюсь, как можно более кратко. И, это только мое мнение, безусловно, я на нем не настаиваю. 1. Конечно, рассказ заслуживает внимания. Он добротный, он искренний, он подробный, и, чувствуется, автор любит то, о чем пишет. А это дорогого стоит! Спасибо Вам огромное, автор! 2. Но я бы определила это произведение не как рассказ, а больше как очерк. Помните, были очерки о природе Василия Пескова, а еще раньше Николая Сладкова. Прекрасные очеркисты-природознатцы. Но между очерком и рассказом есть разница. Возьмем к примеру рассказы Пришвина, (я уже не говорю о Паустовском или Нагибине — у них вообще густая, литая проза, где каждое сравнение, каждое описание — суть готовый художественный образ). В пришвинских рассказах, которые мне представляются наиболее близкими к творческой манере автора «Перелеска», тоже изобилие сложных синтаксических конструкций, подробных неспешных описаний. Но в пришвинских рассказах есть некая аура, тонкая раздумчивость, которая сообщает повествованию особый философский смысл. Но и то, многие почитатели и ценители пришвинской прозы отмечали, что при всем великолепии она статична, как пейзаж без единой фигуры человека или животного. Здесь же перед нами, скорее всего, не рассказ, а именно очень хороший очерк. Попытаюсь представить на примере маленького отрывка, как можно сделать другой иной вариант: Вот у автора абзац: "Другого внимания заслуживают соловьи. И пусть простит меня читатель, но я в них просто влюблена! Да, эти миловидные, маленькие птички любого заставят восхищаться и наслаждаться своим пением. Я же просто замолкаю и слушаю, слушаю, слушаю… Что сказать, один восторг! С самого раннего утра они начинают свои трели и до белого дня поют песни, да так, что диву даешься их голосам. Самое интересное, что весь остальной птичий бомонд еще спит, а они уже устраивают такие концерты, что и не придумаешь даже. Боже мой, каких только голосов и вибраций здесь не услышишь! Кто — то громко – громко дерет горлышко, кто – то тоненько ему в такт подтягивает, кто – то очень звонко, кто – то прерывисто, а кто – то, не прислушиваясь к другим, поет долго и настойчиво, словно старается всех перепеть и доказать, каков он молодец." Чуть-чуть повернем абзац, представим, что пишет о соловьях человек, который только что проснулся на соловьиные трели, вдохнул аромат летнего утра и застыл в восхищении перед чудом природы. Он даже привстал на цыпочки, чтобы не упустить ни единой ноты утреннего соловьиного концерта. И вот так, СЛОВНО ДУША ЕГО НА ЦЫПОЧКАХ, он описывает свои чувства: "Фью-и-и-фью-и!" — нежно выводил пернатый певец. Бог ты мой, сколько старания, сколько усердия и нежной силы было в этом маленьком сером тельце, в этом крохотном певчем горлышке. «Чив-ю-, чив-ю-и» — словно в горле у него перекатывался хрустальный шарик и в ответ ему сотнями таких же хрустальных голосов откликались другие соловьи. Они звенели на немыслимых нотах и вдруг мгновенно взрывались ликующей песней весны. Пойте, милые! Рассыпайте чудесный хрусталь! Славьте весну, славьте жизнь! Маленькие фанфары, крошечные флейты, арфы и тромбоны — греми, волшебный оркестр, затопи солнцем и радостью мир!"
Вот как-то так. Навскидку, конечно. Но, я как подумала. Автор ведь восторгается, восхищается пением соловьев. Значит, и писать об этом надо восторженно, словно привстав на цыпочки в предвкушении чуда.
Спасибо огромное, Елена! Чудесная, очень добрая, очень теплая статья! Прекрасный праздник, добрый, яркий, сказочный. И, уж, конечно, декабрь куда интереснее января! Предвкушение прекраснее самого праздника!
Разрешите мне присоединиться к обсуждению. Эту заметку я написала в местную газету в январе 2017 года. Пусть она будет моим благодарным словом о поэте:
Поэт тихого слова
Завтра день памяти поэта Николая Рубцова. Я не буду долго говорить о его жизни и творчестве, о нелепом и страшном уходе, который он будто напророчил в своих строках («Я умру в крещенские морозы»). Узнать о нем можно из книг, Интернета. Ничего нового я сказать не могу. Но сегодня мне бы просто хотелось вспомнить его строки, такие безыскусные, но невероятно нежащие душу. Тихой лаской греющие ее. Человек я эмоциональный, но не слишком сентиментальный, и все же каждый раз, когда больно, плохо и тревожно на душе, когда сердце будто сжимает костяная рука страха, я вспоминаю именно эти строки. Бог его знает почему, но словно разжимается адское кольцо усталости, льются слезы и начинаешь верить, что все будет хорошо…
Зимняя песня
В этой деревне огни не погашены. Ты мне тоску не пророчь! Светлыми звездами нежно украшена Тихая зимняя ночь.
Светятся, тихие, светятся, чудные, Слышится шум полыньи… Были пути мои трудные, трудные. Где ж вы, печали мои?
Скромная девушка мне улыбается, Сам я улыбчив и рад! Трудное, трудное — все забывается, Светлые звезды горят!
Кто мне сказал, что во мгле заметеленной Глохнет покинутый луг? Кто мне сказал, что надежды потеряны? Кто это выдумал, друг?
В этой деревне огни не погашены. Ты мне тоску не пророчь! Светлыми звездами нежно украшена Тихая зимняя ночь…
Звезда полей
Звезда полей, во мгле заледенелой Остановившись, смотрит в полынью. Уж на часах двенадцать прозвенело, И сон окутал родину мою…
Звезда полей! В минуты потрясений Я вспоминал, как тихо за холмом Она горит над золотом осенним, Она горит над зимним серебром…
Звезда полей горит, не угасая, Для всех тревожных жителей земли, Своим лучом приветливым касаясь Всех городов, поднявшихся вдали.
Но только здесь, во мгле заледенелой, Она восходит ярче и полней, И счастлив я, пока на свете белом Горит, горит звезда моих полей… Послесловие: Николай Рубцов (3 января 1936 -19 января 1971)
Начну с позитива.
Рассказ покорил, в первую очередь, именно человечностью. Совершенно верно подметил это один из комментаторов. Очень не люблю слово «аура», его в последнее время гоняют почем зря, что называется — и в хвост, и в гриву. Но тут иначе не скажешь. Добрая и милосердная аура у этого рассказа. А милосердие, как известно, наиболее из всех чувств заслужено человеком. Почему-то при чтении рассказа мне вспомнилось изумительное стихотворение Иннокентия Анненского «Вечер. Зеленая детская» и особенно последние его строки: «Милое, тихо-печальное, все это в сердце живет». Так вот, не столько герои и не детали повествования, а именно атмосфера его – мягкая, благостная, тихо-печальная. Будто слабый свет свечи, еще горящий, но уже меркнущий. Спасибо автору.
Теперь о том, что немного насторожило.
Действительно, какой-то немного лубочный язык, будто стилизованный под народную речь. Скорее всего, это сделано для придания большего эффекта и воссоздания целостной картинки деревенской жизни, но ощущение несколько приторное. Драматизм ситуации – предчувствие смерти, ожидание ее — на мой взгляд, размывается в таких фразах, как «ласточкой летать, лесом любоваться, рассветом просыпаться и в закаты с Васей уходить», «Покряхтывая, одела валенки, кофту пуховую, сверху ватник старенький да платок выцветший» и т.д. Бог с ним – одела/надела — дело не в этом, а в каком-то нарочитом педалировании дряхлости конкретно сельской жительницы. Словно для пущего эффекта еще только остается тихонько вымолвить: «Охти! Охти, мне горемычной! Смертушка-то моя не за горами, ох!»
Поясню свою мысль на примере. Одно пронзительных описаний приближающейся смерти в рассказе Чехова «Скрипка Ротшильда». Скупое, даже лапидарное, но невероятно сильное:
Старуха всё время лежала молча с закрытыми глазами. Но вечером, когда стемнело, она вдруг позвала старика.— Помнишь, Яков? — спросила она, глядя на него радостно. — Помнишь, пятьдесят лет назад нам бог дал ребеночка с белокурыми волосиками? Мы с тобой тогда всё на речке сидели и песни пели… под вербой.
И вдруг в памяти Якова, как живой, вырос младенчик с белокурыми волосами и верба, про которую говорила Марфа. Да, это и есть та самая верба — зеленая, тихая, грустная… Как она постарела, бедная!
И все. Но больше и сказать нельзя. Все слова мелки, комом застревают в горле. Недаром, Чехов – это поэт в прозе.
Далее. По-поводу деталей. Вот здесь, как совершенно справедливо заметили мои коллеги – время событий надо обозначить. Неувязка бросается в глаза: село, абсолютно не выглядит умирающим. Есть и школа, и работа – дети бегут на уроки, кто-то идет на работу – старуха их провожает. У соседки Клавы пятеро детей, и две коровы. Значит, есть чем кормить. Корова – не коза, ей сена запастись надо. Это коза, что найдет, то и обдерет, корове больше ухода требуется.
Фельдшер… Здесь не соглашусь с некоторыми комментаторами. Фельдшер на селе – профессия почетная. Говорю это как невестка фельдшера. Свекор мой до конца жизни с гордостью говорил, что он фельдшер – маленький врач. Пока до райцентра к врачу домчишься, фельдшер и первую помощь окажет, и роды примет, в случае чего.
Но, сейчас, не знаю, осталась ли должность фельдшера на селе. Я для себя определила время событий рассказа примерно как конец 80-х-начало 90-х, до развала Советского Союза, или самое начало 90-х. На это указывает косвенное упоминание времени в рассказе: Дом старый, деревянный, ещё отцом поставленный, но куда ему век пережить: и обветшал, и прохудился; а без мужских рук, уж почитай, все тридцать лет хиреет.
То есть, если рассуждать логически – «век не переживет», следовательно, действие рассказа развивается еще до наступления 2000 года.
Хорошо, буду отталкиваться от собственного же условного обозначения – самый конец 80-х и начало 90-х годов.
Но, тогда, как быть с внуком? В те годы еще не наблюдалось такого массового оттока населения за рубеж. С этим было очень строго. Случаи были единичные, и уезжающие мгновенно награждались ярлыком эмигранта или диссидента. Вряд ли внук Степановны из них. И потом, Степановна сожалеет, что внук схоронил отца (то есть сына Степановны и Василия – Ваню) на краю света – на могилку не попасть. Следовательно, внук уехал, скорее всего с семьей (раз уже и правнуки есть у Степановны), или уже за границей женился, а потом и отца за собой позвал и тот там и умер. Но снова вопрос.
Получается, что отец, как поехал за сыном, так сразу и умер? А если нет, то, значит, они уехали еще раньше, чем развиваются события в рассказе. То есть еще до 90-х годов. Но, тогда уехать за рубеж было вообще затруднительно.
Автор, дорогой, ради Бога, не примите мои слова как придирку. Упаси Бог. Повторю, мне рассказ очень понравился своим милосердием. Я просто делюсь своими размышлениями.
Пошли дальше. Вдовеет Степановна уже 30 лет. Ей сейчас 92, (ибо встречает она 92-ю весну). Следовательно, овдовела она в 62. Это еще не старость. И, скорее всего, сын был еще жив. Получается, он не мог помочь матери подправить дом? Как-то не вяжется с образом Александры Степановны, ведь автор позиционирует ее как очень хорошего, доброго человека, и видимо, заботливую мать. И ребенок рос в атмосфере заботы и любви – «Ваню в школу к этой калитке, и по плечу погладить и вслед крестом осенить, а Василий по молодости всегда у калитки целовал, когда на работу в лесничество уходил.» И при таких хороших, мастеровитых, заботливых родителях вырос сын, который за все время после смерти отца не удосужился матери дом подправить? Конечно, бывает всякое – и у самых хороших родителей бывают неблагодарные, или неудачливые дети, но как-то не вяжется это с общей атмосферой рассказа. Ведь боль ее направлена только к внуку – «Манька, похоже, не согласилась, знает, не было никого лет десять как».
Дальше. Вот дальше уже то, что конкретно вызвало недоумение.
Героиня просыпается и смотрит в окно. А там – «таяли серебристые сосульки под утренним весенним солнцем». И дальше: «Двор встретил ярким блеском подтаявшего снега». Дети в школу бегут. То есть примерно где-то половина восьмого утра. Хорошо.
Но далее по тексту: «Вон у соседки петухи уж по второму разу побудку пропели, а меня лень одолела, уж больно сладко спалось сегодня»
Автор, дорогой, я человек абсолютно городской, но знаю, что вторая побудка у петухов бывает в 2- половине третьего ночи. Первый раз они поют в час ночи, затем ближе к трем, и третий раз – уже ближе к рассвету – четырем-половине пятого.
Во вторую побудку, обычно деревенские женщины и поднимаются с кроватей, тесто на хлебы замесить, скотину покормить-подоить, завтрак соорудить для детей и мужа.
Не знаю может я что-то путаю, но свекор мой был человеком деревенским, он рассказывал, что вторую побудку на селе бабьим часом называли, потому что день у женщин начинался в это время.
А тут получается, что в половине третьего ночи яркое, утреннее солнце и дети бегут в школу? Вот, молодуха Клавка появляется вовремя – корову подоила и понесла в дом доильник.
Ну, вот как-то так навскидку…
Но, повторю, рассказ мне очень понравился. И атмосферой своей, и, конечно же, образом поглощающего леса. Прекрасный образ. Спасибо большое Вам, автор.
Удачи и успехов Вам!
Сейчас попытаюсь восстановить комментарий по памяти и внести сюда.
Может быть есть ли функция микрофона, чтобы я сказала свой комментарий? Ужасно долго писать все заново. Хоть плачь… Очень обидно, пропал огромный комментарий.
Спасибо!
Имела удовольствие видеть Вас лично, Вы произвели на меня огромное впечатление. Статный, высокий, обходительный. Не знала тогда, что у Вас столько наград, как на этом фото, но мелькнула мысль- наверно, бывший военный. Выправку за версту видать.
И оказалось в точку. Вы, как и другой именинник этого дня — прекрасный Василий Лановой — настоящий Офицер!
Поздравляю!
Удачи нам всем и дальнейших успехов!
Удачи Вам, дорогая!
От всего сердца поздравляю всех авторов и руководство Союза!
Счастья, радости, успехов всем нам! И пусть Наступающий год будет лучше предыдущего. Пусть каждый наш новый год будет лучше предыдущего!
Это только мое мнение, естественно, я ни в коем разе на нем настаиваю. Вы — автор, у Вас замечательное описание любимого края. Поэтому я привела в пример Сладкова и Пескова. Великолепные очеркисты, просто изумительные.
Но, когда речь идет о художественной прозе…
Просто пытаюсь пояснить свою мысль. Если позволите, сделаю это образно, мне легче так выразить свою мысль.
Мне думается, что описательная проза — золото. Только в случае с Паустовским, или Нагибиным — это слитки золота, горящие от упавшего на них солнечного луча. То есть сфокусированное золото. Оттого и немой восторг перед великолепным сравнением или метафорой.
А проза Пришвина — это золото тонким сплошным листом. Словно старинное золото, мерцающее сдержанным рассеянным светом. Оттого и побуждает к неспешным размышлениям, философским наблюдениям.
Но объем золота и в первом и во втором случае не меньше. Они равны по объему. Просто, в разных формах.
Вот, и мне думается, что художественная проза должна быть или слитком или тонким сплошным листом.
Если, позволите, попытаюсь, как можно более кратко. И, это только мое мнение, безусловно, я на нем не настаиваю.
1. Конечно, рассказ заслуживает внимания. Он добротный, он искренний, он подробный, и, чувствуется, автор любит то, о чем пишет. А это дорогого стоит! Спасибо Вам огромное, автор!
2. Но я бы определила это произведение не как рассказ, а больше как очерк. Помните, были очерки о природе Василия Пескова, а еще раньше Николая Сладкова. Прекрасные очеркисты-природознатцы. Но между очерком и рассказом есть разница. Возьмем к примеру рассказы Пришвина, (я уже не говорю о Паустовском или Нагибине — у них вообще густая, литая проза, где каждое сравнение, каждое описание — суть готовый художественный образ). В пришвинских рассказах, которые мне представляются наиболее близкими к творческой манере автора «Перелеска», тоже изобилие сложных синтаксических конструкций, подробных неспешных описаний. Но в пришвинских рассказах есть некая аура, тонкая раздумчивость, которая сообщает повествованию особый философский смысл. Но и то, многие почитатели и ценители пришвинской прозы отмечали, что при всем великолепии она статична, как пейзаж без единой фигуры человека или животного.
Здесь же перед нами, скорее всего, не рассказ, а именно очень хороший очерк.
Попытаюсь представить на примере маленького отрывка, как можно сделать другой иной вариант:
Вот у автора абзац:
"Другого внимания заслуживают соловьи. И пусть простит меня читатель, но я в них просто влюблена! Да, эти миловидные, маленькие птички любого заставят восхищаться и наслаждаться своим пением. Я же просто замолкаю и слушаю, слушаю, слушаю… Что сказать, один восторг! С самого раннего утра они начинают свои трели и до белого дня поют песни, да так, что диву даешься их голосам. Самое интересное, что весь остальной птичий бомонд еще спит, а они уже устраивают такие концерты, что и не придумаешь даже. Боже мой, каких только голосов и вибраций здесь не услышишь! Кто — то громко – громко дерет горлышко, кто – то тоненько ему в такт подтягивает, кто – то очень звонко, кто – то прерывисто, а кто – то, не прислушиваясь к другим, поет долго и настойчиво, словно старается всех перепеть и доказать, каков он молодец."
Чуть-чуть повернем абзац, представим, что пишет о соловьях человек, который только что проснулся на соловьиные трели, вдохнул аромат летнего утра и застыл в восхищении перед чудом природы. Он даже привстал на цыпочки, чтобы не упустить ни единой ноты утреннего соловьиного концерта. И вот так, СЛОВНО ДУША ЕГО НА ЦЫПОЧКАХ, он описывает свои чувства:
"Фью-и-и-фью-и!" — нежно выводил пернатый певец. Бог ты мой, сколько старания, сколько усердия и нежной силы было в этом маленьком сером тельце, в этом крохотном певчем горлышке. «Чив-ю-, чив-ю-и» — словно в горле у него перекатывался хрустальный шарик и в ответ ему сотнями таких же хрустальных голосов откликались другие соловьи. Они звенели на немыслимых нотах и вдруг мгновенно взрывались ликующей песней весны. Пойте, милые! Рассыпайте чудесный хрусталь! Славьте весну, славьте жизнь! Маленькие фанфары, крошечные флейты, арфы и тромбоны — греми, волшебный оркестр, затопи солнцем и радостью мир!"
Вот как-то так. Навскидку, конечно. Но, я как подумала. Автор ведь восторгается, восхищается пением соловьев. Значит, и писать об этом надо восторженно, словно привстав на цыпочки в предвкушении чуда.
Поэт тихого слова
Завтра день памяти поэта Николая Рубцова. Я не буду долго говорить о его жизни и творчестве, о нелепом и страшном уходе, который он будто напророчил в своих строках («Я умру в крещенские морозы»). Узнать о нем можно из книг, Интернета. Ничего нового я сказать не могу.
Но сегодня мне бы просто хотелось вспомнить его строки, такие безыскусные, но невероятно нежащие душу. Тихой лаской греющие ее. Человек я эмоциональный, но не слишком сентиментальный, и все же каждый раз, когда больно, плохо и тревожно на душе, когда сердце будто сжимает костяная рука страха, я вспоминаю именно эти строки. Бог его знает почему, но словно разжимается адское кольцо усталости, льются слезы и начинаешь верить, что все будет хорошо…
Зимняя песня
В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звездами нежно украшена
Тихая зимняя ночь.
Светятся, тихие, светятся, чудные,
Слышится шум полыньи…
Были пути мои трудные, трудные.
Где ж вы, печали мои?
Скромная девушка мне улыбается,
Сам я улыбчив и рад!
Трудное, трудное — все забывается,
Светлые звезды горят!
Кто мне сказал, что во мгле заметеленной
Глохнет покинутый луг?
Кто мне сказал, что надежды потеряны?
Кто это выдумал, друг?
В этой деревне огни не погашены.
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звездами нежно украшена
Тихая зимняя ночь…
Звезда полей
Звезда полей, во мгле заледенелой
Остановившись, смотрит в полынью.
Уж на часах двенадцать прозвенело,
И сон окутал родину мою…
Звезда полей! В минуты потрясений
Я вспоминал, как тихо за холмом
Она горит над золотом осенним,
Она горит над зимним серебром…
Звезда полей горит, не угасая,
Для всех тревожных жителей земли,
Своим лучом приветливым касаясь
Всех городов, поднявшихся вдали.
Но только здесь, во мгле заледенелой,
Она восходит ярче и полней,
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей…
Послесловие:
Николай Рубцов (3 января 1936 -19 января 1971)