Грязи и низости поэт противопоставляет чистоту и высоту взаимоотношений лирического героя с сыном, с которым «возносится» на Исаакий. Других способов что-то ответить на «жись» у автора я не вижу. «Что такое хорошо и что такое плохо». О наличии сатиры явно свидетельствует присутствие комизма: комизм — её вечный спутник. Трагикомизм плюс изображение социальных пороков с сатирой связаны практически неразрывно.
Расти, поднимать голову от корней дуба, которые испокон веков подрывали в поисках прокорма, и пытаться разглядеть сквозь ветки звёзды. Крыловщина (в хорошем смысле).
Дмитрий, мне самой портреты неожиданно понравились, ничего такие, потому и вставила)) А поэзия всегда шире и создателя, и читателя… на то она и поэзия! Вам спасибо, зачиталась, задумалась.
А ещё знаменитое: над кем смеётесь? Над собой смеётесь. Поэт показывает в стихах, как жалка и угловата такая собачья «жись» в отличие от жизни. Жизнь человеческая начинается на уровне полёта над Исаакием. Получается, поэт призывает обладателей «свинячьих рыл» осознать свою низость и устыдиться её, чтобы постараться стать лучше. И детишек колотить меньше. И «дочерьми-шлюшками» не торговать.
Георгий, я думаю, что в картине мира данного автора единственный ответ — это его печальный комизм, трагикомизм. Значит, поменять радикально этих «мужичков» на менее подлых и менее пьющих нельзя, можно только повлиять на своё отношение: плакаться или юморить. Заметьте, что этим «низовым», которые садятся за поножовщину, поэт противопоставляет лирического героя с сыном, которого отец учит жизни: как она коротка, как мнима земная иерархия «королей», как хорошо горят рукописи… Вместе они стремятся к «высоте», чтобы оглядывать жизнь с неё. Это автор и противопоставляет подлым, мучащим своих пасынков и детей.
Пока читала, делала заметки по стихам, и набралась целая статейка. Как говорится, мне грустно и легко, печаль моя светла. Так сказать, «мем смешной, а ситуация страшная». Вставлю свои заметки в комментарий. Если понадобится, оформлю отдельной статьёй. (PS Целиком не помещается, вставлю начало. Игорь, спасибо Вам за работу. Если Вы не против, позже опубликую всю статью про поэзию уважаемого Дмитрия.)
Дмитрий Кочетков: поэт, “умеющий петь про нашу гребаную жись.”
“куча душераздирающих строк про неразделённую верблюжью любовь”
Это тоже может стать эпиграфической строкой к творчеству автора! Жанр самоэпиграфа.
“ниспошли мне, Господи, бессонницу
скрипом-всхлипом лип и кваком жаб.”
В длинном ряду всевозможных молитв, от Лермонтова (”и верится, и плачется”) до Цветаевой (”и дай мне смерть в 17 лет”) и Маяковского (”врывается, целует жилистую руку”), эта выделяется своими оригинальным подходом. Интересны именно жабы: в каноническом средневеково-мистическом христианстве жаба — это символ сатаны. У Радия Погодина мальчик хотел жабу кокнуть камнем, как столетиями кокали земноводных все хорошие мальчики (включая Георгия Победоносца), но прогрессивная старуха его отговорила: не по-социалистически это уже, не по-научному. И у Дмитрия Кочеткова, как и у Радия Погодина, в жабах сатаны нет. О них и помолиться не грех.
“Наверное, мне стоит повиниться,что часто суечусь и тороплюсь,что женщин многотомные страницы
почитываю всуе и томлюсь.”
Забавная интерпретация гендерного мотива мужского и женского, старого как мир. Женщина — книга, мужчина — читатель. Женщина — объект, вещь (книга), мужчина — субъект (читающий). Женщина — пассивна, мужчина — суетлив, тороплив. В общем, активен и деятелен. И “вещами” пресыщен.
“Балдела от коктейлей смешанных,… она хотела денег бешеных… в дома приличные не вхожая”
Дополнительное раскрытие женского мотива: сниженный образ материалистки-обывательницы, обитательницы вполне горьковского “дна”.
“а ей бы Кафку, ей бы Маркеса”.
И зачем “балдеющей”, спрашивается, Кафка? На последней странице “Процесса” надеется найти “денег бешеных”?.. Увы, дамам полусвета, не вхожим в приличные дома, одним Кафкой с Маркесом излечиться ещё не удавалось. Чудес не бывает. Стихотворение-иллюстрация “низовой” жизни. Печально у них там, на дне.
“А я ведь даже не с войны –
я просто с пьянки.”
Комическая бытовая зарисовка строится на контрасте, но комизм-то — грустный. Проблематика гражданская: пьянство, бытовая неустроенность, уродство жизни. Человек возвращается из “адища” жизни в свой “крошечный адок”. А крошечный потому, что и человечишко сам — “маленький”.
“в коммунальной квартире
где спрячешься, чтоб пореветь?”
Грустно читать, ведь это опять “дно”, пусть и с юмором. Уродливый клоповый мирок дочерей-шлюшек и вечно пьяных муженьков, отчимов, бьющих пасынков, усталых прибитых жён и коммунальных квартир. Бедность и нищета, а самая страшная нищета — нищета духа. Адок, покрытый матом. Начать жить красивее, честнее и чище никто не умеет и не сможет. “Какое чудо!” — иронический вскрик в мире, в котором чудес не бывает, а подушка за ночь намокает от женских слёз. Вскрик напомнил последние слова Свидригайлова: а я в Америку уезжаю!..
Дмитрий, видимо, создаёт “поэзию настоящего мира”. В нём непоправимо “маленькие” люди страдают, тщетно рвутся со “дна”, обещают зажить чище и ещё глубже утопают в болоте… а поэт всё равно пишет. Даже в этом “адище” коммуналок поэт остаётся поэтом. Другие поэтизируют себе, сытые, сами в чистом и красивом, о котором жители “коммунального мирка” даже и не мечтают, и это так легко, так безбожно легко. А вот нашему поэту — сложнее, и потому в нём как бы больше истины. Это картина мира поэта Дмитрия Кочеткова. Картина грустного “адка”, в котором “рукопись, даже намокнув, горит”.
Дело в том, что в центре стихотворения всегда стоит образ лирического «я» поэта, его лирического героя/героини. В пейзажной лирике мы видим пейзаж именно глазами этой «лирической персоны». Так что «только пейзажных» стихов в природе, наверно, и не бывает. Каждый пейзаж — это отражение духовного состояния отдельного человека с его набором ценностных установок. Например, в «стопудово пейзажной» «Волге» Колмогоровой почему лиризм (лирический стиль) носит выраженный пассивно-созерцательный характер? Это пейзаж ли пассивно-созерцателен? Нет, это характер лирического «я» в центре стихотворения. В центре стихов просматривается человеческое лицо. А пейзаж служит средством раскрытия мировоззрения, взгляда на мир. Полное отвлечение от городского, мирского, суетного, временного, растворение в покое реки и природы — вот философская основа стихов. А пафос тут — бытия и свободы, наступающей на фоне созерцательного «медитирования» на течение реки.
Иногда кажется, что «самодвиженье» — это только иллюзия, что все попытки «самодвиженья» всё равно реализуются в ничто и даже доказательств — кругов на воде — не останется того, что было, было, было… что, по крайней мере, задумывалось и неловко проделывалось. Но анналы истории под «веленьем силы притяженья» эти усилия вряд ли зафиксируют. А слёзы высохнут…
Эдуард, спасибо! Романс лиричный, мягкий. Образ лирического героя легко читается: это благородная натура, галантный рыцарь, похожий на пушкинского героя, который уважительно относится к героине даже после её измены. Но чего мне не хватило в содержании, так это тонких деталей, больше проясняющих характер лирической героини. Про неё не сказано практически ничего. Какая она? Складывается впечатление, что её толком не знал и сам герой. Героиня, как Акакий Акакивич, осталась, по сути, загадкой.
«любви-покоя» — мотивы, традиционно ассоциируемые с образом матери. «Надо мной с улыбкой Ты склонилась»: «ты» с заглавной буквы традиционно служит для обозначения Богоматери, Мадонны => вновь появляется образ матери. И вспоминается сцена дуэли между Безуховым и Долоховым: Долохов звал мать «мой ангел, моя мать». Как говорится, все звёзды сошлись на материнской тематике.
О наличии сатиры явно свидетельствует присутствие комизма: комизм — её вечный спутник. Трагикомизм плюс изображение социальных пороков с сатирой связаны практически неразрывно.
Поэт показывает в стихах, как жалка и угловата такая собачья «жись» в отличие от жизни. Жизнь человеческая начинается на уровне полёта над Исаакием. Получается, поэт призывает обладателей «свинячьих рыл» осознать свою низость и устыдиться её, чтобы постараться стать лучше. И детишек колотить меньше. И «дочерьми-шлюшками» не торговать.
Заметьте, что этим «низовым», которые садятся за поножовщину, поэт противопоставляет лирического героя с сыном, которого отец учит жизни: как она коротка, как мнима земная иерархия «королей», как хорошо горят рукописи… Вместе они стремятся к «высоте», чтобы оглядывать жизнь с неё. Это автор и противопоставляет подлым, мучащим своих пасынков и детей.
Дмитрий Кочетков: поэт, “умеющий петь про нашу гребаную жись.”
Это тоже может стать эпиграфической строкой к творчеству автора! Жанр самоэпиграфа.
В длинном ряду всевозможных молитв, от Лермонтова (”и верится, и плачется”) до Цветаевой (”и дай мне смерть в 17 лет”) и Маяковского (”врывается, целует жилистую руку”), эта выделяется своими оригинальным подходом.
Интересны именно жабы: в каноническом средневеково-мистическом христианстве жаба — это символ сатаны. У Радия Погодина мальчик хотел жабу кокнуть камнем, как столетиями кокали земноводных все хорошие мальчики (включая Георгия Победоносца), но прогрессивная старуха его отговорила: не по-социалистически это уже, не по-научному. И у Дмитрия Кочеткова, как и у Радия Погодина, в жабах сатаны нет. О них и помолиться не грех.
Забавная интерпретация гендерного мотива мужского и женского, старого как мир. Женщина — книга, мужчина — читатель. Женщина — объект, вещь (книга), мужчина — субъект (читающий). Женщина — пассивна, мужчина — суетлив, тороплив. В общем, активен и деятелен. И “вещами” пресыщен.
“Балдела от коктейлей смешанных,… она хотела денег бешеных… в дома приличные не вхожая”Дополнительное раскрытие женского мотива: сниженный образ материалистки-обывательницы, обитательницы вполне горьковского “дна”.
И зачем “балдеющей”, спрашивается, Кафка? На последней странице “Процесса” надеется найти “денег бешеных”?.. Увы, дамам полусвета, не вхожим в приличные дома, одним Кафкой с Маркесом излечиться ещё не удавалось. Чудес не бывает.
Стихотворение-иллюстрация “низовой” жизни. Печально у них там, на дне.
“А я ведь даже не с войны – я просто с пьянки.”Комическая бытовая зарисовка строится на контрасте, но комизм-то — грустный. Проблематика гражданская: пьянство, бытовая неустроенность, уродство жизни. Человек возвращается из “адища” жизни в свой “крошечный адок”. А крошечный потому, что и человечишко сам — “маленький”.
“в коммунальной квартире где спрячешься, чтоб пореветь?”Грустно читать, ведь это опять “дно”, пусть и с юмором. Уродливый клоповый мирок дочерей-шлюшек и вечно пьяных муженьков, отчимов, бьющих пасынков, усталых прибитых жён и коммунальных квартир. Бедность и нищета, а самая страшная нищета — нищета духа. Адок, покрытый матом. Начать жить красивее, честнее и чище никто не умеет и не сможет. “Какое чудо!” — иронический вскрик в мире, в котором чудес не бывает, а подушка за ночь намокает от женских слёз. Вскрик напомнил последние слова Свидригайлова: а я в Америку уезжаю!..
Дмитрий, видимо, создаёт “поэзию настоящего мира”. В нём непоправимо “маленькие” люди страдают, тщетно рвутся со “дна”, обещают зажить чище и ещё глубже утопают в болоте… а поэт всё равно пишет. Даже в этом “адище” коммуналок поэт остаётся поэтом. Другие поэтизируют себе, сытые, сами в чистом и красивом, о котором жители “коммунального мирка” даже и не мечтают, и это так легко, так безбожно легко. А вот нашему поэту — сложнее, и потому в нём как бы больше истины. Это картина мира поэта Дмитрия Кочеткова. Картина грустного “адка”, в котором “рукопись, даже намокнув, горит”.
Иногда кажется, что «самодвиженье» — это только иллюзия, что все попытки «самодвиженья» всё равно реализуются в ничто и даже доказательств — кругов на воде — не останется того, что было, было, было… что, по крайней мере, задумывалось и неловко проделывалось. Но анналы истории под «веленьем силы притяженья» эти усилия вряд ли зафиксируют. А слёзы высохнут…
Спасибо, до новых встреч!
Поэт — это сила!
«Надо мной с улыбкой Ты склонилась»: «ты» с заглавной буквы традиционно служит для обозначения Богоматери, Мадонны => вновь появляется образ матери. И вспоминается сцена дуэли между Безуховым и Долоховым: Долохов звал мать «мой ангел, моя мать». Как говорится, все звёзды сошлись на материнской тематике.