Горбун аккуратно отделил от ржаного ломтя поджаренную корочку и принялся её есть, тщательно пережевывая едва ли ни каждую хлебную молекулу и даже каждый хлебный атом на удивление крепкими и здоровыми для его возраста зубами. По обыкновению, он что бы ни делал, пусть даже, как сейчас, принимал пищу – уходил в процесс без остатка, забывая обо всем на свете и даже о самом себе. И когда потянулся за блюдечком с водой, чтобы отпить пару медленных глотков, его, как, впрочем, и бывает у магов, осенило: он одномоментно увидел едва ли ни во всех подробностях будущее стоящей рядом хозяйки булочной. Но перво-наперво углядел в ней родственную душу: внутренние непосредственные вибрации милой девушки были настолько созвучны его матерым, натренированными за десятилетия неустанных упражнений, вибрациям, что ему сразу захотелось удочерить её. Понятное дело, не в общепринятом (хотя это тоже не исключалось), а в магическом смысле. Однако было и одно существенное препятствие: по карме они должны были поругаться. Очень сильно поругаться. Едва ли ни до полного разрыва отношений. Но для мага уровня Горбуна – это не стало препятствием. Если по карме что-либо суждено случится непременно — то пусть оно будет пережито во сне, но также ярко и глубоко, как наяву…
Ну, а дальше события развивались в направлении к новому, а точнее сказать, слегка отредактированному магом будущему, которое сконструировал он. Горбун аккуратно обмакнул белоснежной салфеткой кончики губ, и теперь с нарочитой хитрецой в голосе сказал:
— Спасибо. Было невероятно вкусно. Если вы пекли сами (а он знал, что всё это девушка испекла сама), то вы – великая мастерица. Ваш талант от Бога. — А потом, чуть помолчав, добавил. — А вы не можете теперь принести мне сдачу.
Девушка сначала от заслуженной похвалы расплылась в непосредственной улыбке, но, когда услышала о сдаче, смешалась: кровь невольного возмущения ударила в лицо: а не издевается ли над ней горбун: какая может быть сдача с самой мелкой разменной монетки? И хотела было вернуть грошик, который держала в зажатой ладони. Но к удивлению своему почувствовала, что ладонь её стала как бы распираться изнутри. И когда разжала пальцы, увидела огромную старинную монету, величиной с олимпийскую медаль, стоимость которой для нумизматов в сотни, а может быть в тысячи раз выше номинальной.
— У меня нет столько сдачи. – Только и смогла произнести от охватившего её потрясения хозяйка булочной. — А давайте тогда будем считать ваш завтрак за счет заведения, и я возвращаю вам вашу золотую монету.
— Нет. – Решительно возразил Горбун. – У меня другое предложение. Я скоро уезжаю, но забрать с собой птичку не могу. Вот если бы вы согласились взять её себе, в булочную… Денег, вырученных от продажи золотой монеты, хватит на прокорм до конца её дней. А жить она будет долго. Но, понятно, при условии, если птичка вам понравится. Если согласны, тогда прямо сейчас идем кормить её…
Горбун был магом в пятнадцатом поколении и одновременно монахом в миру. Пытливый взгляд его привычно проникал в суть вещей, легко находя в них «точку сборки», воздействуя на которую можно было превращать любую вещь во что угодно; а уж тем более сотворить из свинца золото было для него делом плевым. Тут главное — ответить на магический вопрос: ЗАЧЕМ? А вот ответа на него не было, и в принципе не могло быть, поскольку его заслоняли другие, может быть и не самые важные, но несомненно насущные дела. А сейчас он и вовсе работал с коллективным бессознательным, в котором, как в космической пустоте и невесомости, летали обломки несостоявшихся человеческих судеб, разжиженные до киселя гигантские капли несбывшихся надежд и мечтаний…. Кое-какие из них были красивыми, и могли бы осчастливить многих, если у них при жизни сложились благоприятные условия.
Не далее, как сегодня с утра, горбун, используя мертвую и живую воду, собрал в гармоничный узор и оживил то, что не могло быть соединимо в принципе: женскую нежную доброту, хитиновое одеяние насекомых зеленоватого цвета, корень одуванчика, скользкую чешую прудового карпа, звездный голос сирены, ум седого астронома и доверчивую непосредственность годовалого ребенка. – получилась диковинная птица с нежным гортанным голосом и кротким нравом, но по внешнему виду – урод уродом.
Горбун утомился и, забыв снять с себя рабочий макинтош горбуна (он свои внешние обличия менял как платья), зашел в булочную, где намеривался купить корочку хлебца, заменяющую ему завтрак, обед и ужин. Он даже не посмотрел на хозяйку, но шестым своим чувством определил, что она достойная женщина и где-то даже по-человечески благородная. Но и сразу же про неё забыл, глубоко погрузившись в свои мысли о том, что ему теперь делать с этой слепленной из хаотичного мусора подсознания птицей. И вот тут его торкнуло: подумалось, что птица его поди тоже голодна, и тогда он несколько виноватым голосом напрямую обратился к хозяйке булочной:
— Извините, а у вас не найдется горсть крошек для моей птицы? А мне, пожалуйста – корочку хлеба, можно черствую, и стакан чистой воды. – Добавил он, сделал замысловатый жест правой рукой, извлек из воздуха настоящий грошик и протянул хозяйке.
Но если Вы не знаете, что такое «мнимые стихи», как же я могу объяснить Вам, что это такое? Чтобы развернуть эту тему, нужно написать роман, а у меня — миниатюра; могу только тему затронуть…
У меня вопрос: могу ли я принести в дар оргкомитету свои произведения в частности в подноминацию «ломая шаблоны», при условии, конечно, если оргкомитет посчитает нужным принять у меня этот дар, и, понятное дело, на конкурсной основе? Задаю этот вопрос потому, что не желаю вступать ни в какие денежные отношения (это для меня принципиально): то есть не собираюсь выкупать ни одного экземпляра и не оплачивать часть затрат, возлагаемых на автора. Но допускаю — возможно (по крайней мере это не исключено) мои работы могут обогатить и разнообразить коллективный сборник.
Насколько я Вас понял (если не так понял – поправьте), что Вам читатель нужен для тусовочной приятности, как некое подтверждение, что Вас заметили; а также для учебы. Но последнее в том случае, если подавляющим большинством Ваших читателей являются другие писатели. Но я. насколько себя помню, никогда не говорил, что это плохо. А наоборот подчеркивал, что, если писатель получает хоть какое-нибудь приятное переживание, помимо непосредственного творческого акта – это благо.
Но лично мне это не нужно. Ну хотя бы потому что это я уже все пережил и в гораздо более интересном и живом формате. Когда профессионально занимался художественным фото (я – член союза фотохудожников РФ). Писательские тусовки (по моему мнению) не идут ни в какое сравнению с тусовками фотохудожников. Ну, это как сравнивать любителей с профессионалами. Во-вторых, мне не нужно учиться. Потому как то, что сейчас в нынешней писательской среде изучается сикось-накось, я изучил полвека назад. Далеко ходить не буду: статью Горького о «вшах» и «ужах» прочитал еще до поступления на филологический факультет, в 1969 году взял эту книгу в воинской библиотеке, в которой было и множество других писательских рекомендация молодым авторам. Поэтическую техническую школу с ямбами, хореями и еще бог его знает с чем – досконально штудировал на практике и в теории, учась в университете. А учился писать у классиков: рассматривал чуть ли ни под микроскопом, как слагают фразы Лев Толстой, Бунин, Чехов, Тургенев. С превеликим удовольствием всматривался, как работают с содержанием и формой Поль Элюар, Джем Джойс, Пруст. А также пристально вглядывался и в живописные изображения, восхищаясь виртуозной работой с цветом импрессионистов и постимпрессионистов.
Все это: и знания, и жизненный опыт органично вошли в моё подсознания. И сейчас я с удовольствием все это из себя выуживаю. Литературный метод, которым пользуюсь – есть нечто среднее между сюрреализмом и автоматическим письмом. Так что всё, что делаю – в традиции (которую обожаю) русской словесности.
Но коли так устроен интернет, то мне возразить нечего…
Но вот что интересно, Вы что и близко не можете допустить, что у меня при этом нет ни малейшего желания «расставлять сети на читателя»?
Ну вот если продолжить аналогию. Я подкармливаю (делюсь своим ужином) с бездомными кошками и собаками, но у меня нет никакой возможности взять их к себе, то есть вернуть их в дом. И какие здесь «сети»? Точно так и с читателями. Я действительно не знаю, что мне с ними делать. И зачем они мне. Меня вполне устраивает положение, когда они сами по себе. а я сам по себе. Ну вот я выношу на «мусорку» свои вещи, и по собственному пониманию — делаю благое дело — делюсь вещами вышедшими из моего употребления. И мне это приятно делать. как и подкармливать бездомных животных. Но на этом моя приятность кончается.
Но тогда давайте попробуем зайти с другой стороны. Вот Вы, надо полагать, пишете для Читателя. И что это лично Вам дает? Я имею ввиду ни только материальное вознаграждение, но и всякое иное, в том числе эмоциональное, духовное. И самое главное — ЗАЧЕМ ОН ВАМ?
Устами бы Вашими да мед пить! Но нужно взять на заметку: как только стал писать исключительно для себя (психогигиены), так сразу же появился и читатель…
Но, я здесь не оригинален. Еще всеми нами любимая Ахматова сказала; " из какого сора (мусорной свалки) растут стихи, не ведая стыда..." Тут главное каков вектор. У меня лично вектор от сора — к стихам…
Самое поразительное, Ольга (и это реально свершившийся факт) Едва я только что «убежал» от Вас во вчера, как тут же у меня появился читатель. И он сказал: то, что я пишу — настоящая литература. Вот ведь знак то какой. Или это ненастоящий читатель, а настоящие только те, которые читают Вас, то есть — которые идут ТУДА?.. Но Смысл то в этой моей парадоксалинке Вы углядели. Значит есть таки у меня и Смысл…
Елена, а почему бы Вам не посмотреть на это с другой стороны. Что добрые люди ( в том числе и я) даже мусорную свалку могут превратить в «стихийный универмаг». Добрые помыслы способны на чудеса. Вспомните тыкву, превратившуюся в шикарную карету. На время понятное дело, но все же…
А… я кажется понял причину нашего взаимного недопонимания. Вы полагаете, раз я разместил свои вещи на сетевом ресурсе, то значит как бы расставил сети на читателя. Нет, это не так. Сетевой ресурс для меня вроде хранилища, типа «облака». Некоторые вещи (в подавляющем большинстве) я оставляю у себя на компьютере, а некоторые отправляю на хранение в сетевой ресурс. Ну типа там у меня полочка для хранения коллекционных артефактов.
Но самая точная аналогия (она хоть и на первый взгляд грубоватая и неэстетичная, но точная) -такая: у нас около дома — мусорка (цивилизованная, чистая), около неё тусуются бездомные животные: собаки. кошки. Так вот я иногда подкармливаю их, специально выкладываю на пол оставшуюся у нас еду: кусочки мяса, колбасы. Более того и жители тоже оставляют там в сторонке некоторые ставшие ненужные им вещи. Мы между собой называем мусорку — стихийным универмагом. К примеру я в нашем «универмаге» обзавелся целым шкафом для своей дачной избушки и походным раскладным столом.
Так вот, я отношусь к сетевому ресурсу, как к такой мусорке-«универмагу». Вещи, которые вышли у меня из употребления (сделали свое дело), я иногда выношу в «универмаг» — авось кому-нибудь и пригодятся. Точно так в нашем «универмаге» я нашел и Ваши стихи, некоторые прочитал с удовольствием.
Ну, вот Вы опять лишаете читателя своей личностной воли. Не я с ним должен делать что захочу, а он — со мной должен делать, что захочет. А именно — читать или не читать меня. Даже если он не захочет читать меня (на что имеет полное право) я все равно буду УВАЖАТЬ его. Потому что для меня всякий человек достоин уважения, не зависимо от того, как он относится ко мне… А уж тем более — читает или не читает меня..,
Спасибо, Михаил. Чес слово, неожиданно. Я же ведь эту серию пишу исключительно для самого себя: Выуживаю из подсознания то, что взбредет на ум. Правда, стараюсь все это привести к гармонии… А так — сугубо субъективная игра слов, образов и смыслов… Главным образом — парадоксальная…
Евгения, да не буду я искать своих читателей: нет у меня и близко такого намерения. Но если они (читатели или читатель) сами отыщут меня, я возражать не буду. Каждый должен делать то, что ему самому приятно.
Как знать, может быть моему гипотетическому читателю и будет приятно. что я перед ним не заискиваю, не пытаюсь ему угодить, заглядывая ему в рот, и хуже того, пытаюсь впихнуть какой-либо тухлый продукт. А наоборот, держу себя с ним на равных и безусловно уважительно… Оставляя за ним полное право читать или не читать мои тексты…
Но если Вы считаете одним неразделенным актом, когда женщина принимает благовонную ванну, одевается в изысканные наряды, а потом эти наряды демонстрирует на балу, тогда я действительно лукавлю. Хотя лично я разделяю эти два принципиально разные действия: есть интимные акт очищения души и тела. это священно и интимно. А то, что у меня получилось во время этого акта («выпало в осадок») — это уже бытовуха. Более того я могу это даже коллекционировать, потому что мне самому интересно, какой такой очередной фортель выкинуло мое подсознание от предоставленной ему абсолютно полной свободы…
Ольга, а вот этого не надо (не надо гнать напраслину) В поисках смыслов я дока: всю жизнь ими только и занимался. Все найденные Смыслы мною проверены и перепроверены — ГАРМОНИЕЙ. Мои смыслы (в данном случае, художественные смыслы), какими бы парадоксальными или даже абсурдными они бы ни выглядели на первый взгляд — верны, когда не выбиваются из состоявшейся гармонии, а наоборот, усиливают её.
А чтобы не быть голословным, вот один из моих смыслов: он «выпала в осадок» после моего очередного акта психогигиены.
Вчера
Я перевел стрелки часов на сутки назад, чтобы жить днем вчерашнем, а не сегодняшним. Я на целые сутки стал отставать от времени, но зато проживал каждый вчерашний день так, будто у меня никогда не было и в принципе не могло быть дня сегодняшнего. Я научился ценить каждую минуту вчера. Да, что там? – каждая секунда вчера стала для меня на вес золота. Я отлил из этого золота стулья, на которых сидел, и стол, за которым обедал. Более того, с удовольствием и даже с упоением исправлял по многу раз допущенные мною ошибки. Благо вчера позволяло делать это. Я познал всю неописуемую сладость безошибочной жизни. Всяческие соблазны (а по сути, суета сует) дня сегодняшнего на меня перестали действовать – сытый голодного не разумеет: и ведь действительно, лучше быть здоровым, чем больным; праведником, чем грешником. И тогда я вообще разбил свои часы о стенку дня сегодняшнего, чтобы на веки вечные остаться жить во вчера.
Ну, а дальше события развивались в направлении к новому, а точнее сказать, слегка отредактированному магом будущему, которое сконструировал он. Горбун аккуратно обмакнул белоснежной салфеткой кончики губ, и теперь с нарочитой хитрецой в голосе сказал:
— Спасибо. Было невероятно вкусно. Если вы пекли сами (а он знал, что всё это девушка испекла сама), то вы – великая мастерица. Ваш талант от Бога. — А потом, чуть помолчав, добавил. — А вы не можете теперь принести мне сдачу.
Девушка сначала от заслуженной похвалы расплылась в непосредственной улыбке, но, когда услышала о сдаче, смешалась: кровь невольного возмущения ударила в лицо: а не издевается ли над ней горбун: какая может быть сдача с самой мелкой разменной монетки? И хотела было вернуть грошик, который держала в зажатой ладони. Но к удивлению своему почувствовала, что ладонь её стала как бы распираться изнутри. И когда разжала пальцы, увидела огромную старинную монету, величиной с олимпийскую медаль, стоимость которой для нумизматов в сотни, а может быть в тысячи раз выше номинальной.
— У меня нет столько сдачи. – Только и смогла произнести от охватившего её потрясения хозяйка булочной. — А давайте тогда будем считать ваш завтрак за счет заведения, и я возвращаю вам вашу золотую монету.
— Нет. – Решительно возразил Горбун. – У меня другое предложение. Я скоро уезжаю, но забрать с собой птичку не могу. Вот если бы вы согласились взять её себе, в булочную… Денег, вырученных от продажи золотой монеты, хватит на прокорм до конца её дней. А жить она будет долго. Но, понятно, при условии, если птичка вам понравится. Если согласны, тогда прямо сейчас идем кормить её…
Горбун был магом в пятнадцатом поколении и одновременно монахом в миру. Пытливый взгляд его привычно проникал в суть вещей, легко находя в них «точку сборки», воздействуя на которую можно было превращать любую вещь во что угодно; а уж тем более сотворить из свинца золото было для него делом плевым. Тут главное — ответить на магический вопрос: ЗАЧЕМ? А вот ответа на него не было, и в принципе не могло быть, поскольку его заслоняли другие, может быть и не самые важные, но несомненно насущные дела. А сейчас он и вовсе работал с коллективным бессознательным, в котором, как в космической пустоте и невесомости, летали обломки несостоявшихся человеческих судеб, разжиженные до киселя гигантские капли несбывшихся надежд и мечтаний…. Кое-какие из них были красивыми, и могли бы осчастливить многих, если у них при жизни сложились благоприятные условия.
Не далее, как сегодня с утра, горбун, используя мертвую и живую воду, собрал в гармоничный узор и оживил то, что не могло быть соединимо в принципе: женскую нежную доброту, хитиновое одеяние насекомых зеленоватого цвета, корень одуванчика, скользкую чешую прудового карпа, звездный голос сирены, ум седого астронома и доверчивую непосредственность годовалого ребенка. – получилась диковинная птица с нежным гортанным голосом и кротким нравом, но по внешнему виду – урод уродом.
Горбун утомился и, забыв снять с себя рабочий макинтош горбуна (он свои внешние обличия менял как платья), зашел в булочную, где намеривался купить корочку хлебца, заменяющую ему завтрак, обед и ужин. Он даже не посмотрел на хозяйку, но шестым своим чувством определил, что она достойная женщина и где-то даже по-человечески благородная. Но и сразу же про неё забыл, глубоко погрузившись в свои мысли о том, что ему теперь делать с этой слепленной из хаотичного мусора подсознания птицей. И вот тут его торкнуло: подумалось, что птица его поди тоже голодна, и тогда он несколько виноватым голосом напрямую обратился к хозяйке булочной:
— Извините, а у вас не найдется горсть крошек для моей птицы? А мне, пожалуйста – корочку хлеба, можно черствую, и стакан чистой воды. – Добавил он, сделал замысловатый жест правой рукой, извлек из воздуха настоящий грошик и протянул хозяйке.
Чтобы развернуть эту тему, нужно написать роман, а у меня — миниатюра; могу только тему затронуть…
Неиссякаемого вдохновения и огромных духовных сил для общественных деяний во имя Добра и Света!
Желаю одного, но самого главного — неиссякаемого вдохновения!
И, конечно же, будьте счастливы!
Но лично мне это не нужно. Ну хотя бы потому что это я уже все пережил и в гораздо более интересном и живом формате. Когда профессионально занимался художественным фото (я – член союза фотохудожников РФ). Писательские тусовки (по моему мнению) не идут ни в какое сравнению с тусовками фотохудожников. Ну, это как сравнивать любителей с профессионалами. Во-вторых, мне не нужно учиться. Потому как то, что сейчас в нынешней писательской среде изучается сикось-накось, я изучил полвека назад. Далеко ходить не буду: статью Горького о «вшах» и «ужах» прочитал еще до поступления на филологический факультет, в 1969 году взял эту книгу в воинской библиотеке, в которой было и множество других писательских рекомендация молодым авторам. Поэтическую техническую школу с ямбами, хореями и еще бог его знает с чем – досконально штудировал на практике и в теории, учась в университете. А учился писать у классиков: рассматривал чуть ли ни под микроскопом, как слагают фразы Лев Толстой, Бунин, Чехов, Тургенев. С превеликим удовольствием всматривался, как работают с содержанием и формой Поль Элюар, Джем Джойс, Пруст. А также пристально вглядывался и в живописные изображения, восхищаясь виртуозной работой с цветом импрессионистов и постимпрессионистов.
Все это: и знания, и жизненный опыт органично вошли в моё подсознания. И сейчас я с удовольствием все это из себя выуживаю. Литературный метод, которым пользуюсь – есть нечто среднее между сюрреализмом и автоматическим письмом. Так что всё, что делаю – в традиции (которую обожаю) русской словесности.
Но вот что интересно, Вы что и близко не можете допустить, что у меня при этом нет ни малейшего желания «расставлять сети на читателя»?
Ну вот если продолжить аналогию. Я подкармливаю (делюсь своим ужином) с бездомными кошками и собаками, но у меня нет никакой возможности взять их к себе, то есть вернуть их в дом. И какие здесь «сети»? Точно так и с читателями. Я действительно не знаю, что мне с ними делать. И зачем они мне. Меня вполне устраивает положение, когда они сами по себе. а я сам по себе. Ну вот я выношу на «мусорку» свои вещи, и по собственному пониманию — делаю благое дело — делюсь вещами вышедшими из моего употребления. И мне это приятно делать. как и подкармливать бездомных животных. Но на этом моя приятность кончается.
Но тогда давайте попробуем зайти с другой стороны. Вот Вы, надо полагать, пишете для Читателя. И что это лично Вам дает? Я имею ввиду ни только материальное вознаграждение, но и всякое иное, в том числе эмоциональное, духовное. И самое главное — ЗАЧЕМ ОН ВАМ?
Это все Ковид виноват. И такие мутации принимать может, сволочь!
Но Смысл то в этой моей парадоксалинке Вы углядели. Значит есть таки у меня и Смысл…
Но самая точная аналогия (она хоть и на первый взгляд грубоватая и неэстетичная, но точная) -такая: у нас около дома — мусорка (цивилизованная, чистая), около неё тусуются бездомные животные: собаки. кошки. Так вот я иногда подкармливаю их, специально выкладываю на пол оставшуюся у нас еду: кусочки мяса, колбасы. Более того и жители тоже оставляют там в сторонке некоторые ставшие ненужные им вещи. Мы между собой называем мусорку — стихийным универмагом. К примеру я в нашем «универмаге» обзавелся целым шкафом для своей дачной избушки и походным раскладным столом.
Так вот, я отношусь к сетевому ресурсу, как к такой мусорке-«универмагу». Вещи, которые вышли у меня из употребления (сделали свое дело), я иногда выношу в «универмаг» — авось кому-нибудь и пригодятся. Точно так в нашем «универмаге» я нашел и Ваши стихи, некоторые прочитал с удовольствием.
Как знать, может быть моему гипотетическому читателю и будет приятно. что я перед ним не заискиваю, не пытаюсь ему угодить, заглядывая ему в рот, и хуже того, пытаюсь впихнуть какой-либо тухлый продукт. А наоборот, держу себя с ним на равных и безусловно уважительно… Оставляя за ним полное право читать или не читать мои тексты…
А чтобы не быть голословным, вот один из моих смыслов: он «выпала в осадок» после моего очередного акта психогигиены.
Вчера
Я перевел стрелки часов на сутки назад, чтобы жить днем вчерашнем, а не сегодняшним. Я на целые сутки стал отставать от времени, но зато проживал каждый вчерашний день так, будто у меня никогда не было и в принципе не могло быть дня сегодняшнего. Я научился ценить каждую минуту вчера. Да, что там? – каждая секунда вчера стала для меня на вес золота. Я отлил из этого золота стулья, на которых сидел, и стол, за которым обедал. Более того, с удовольствием и даже с упоением исправлял по многу раз допущенные мною ошибки. Благо вчера позволяло делать это. Я познал всю неописуемую сладость безошибочной жизни. Всяческие соблазны (а по сути, суета сует) дня сегодняшнего на меня перестали действовать – сытый голодного не разумеет: и ведь действительно, лучше быть здоровым, чем больным; праведником, чем грешником. И тогда я вообще разбил свои часы о стенку дня сегодняшнего, чтобы на веки вечные остаться жить во вчера.