Георгий, я думаю выбор стратегии, осознанный или нет, зависит не от высоких понятий, а от уровня тестостерона, допустим, в каждый конкретный момент, хорошо это или плохо. Как человек нерелигиозный, я не представляю себе — ведение за руку, хотя писал: Я шел за лучом...", но это не конкретное направленное на меня действие, а как бы существующий порядок движения в большом мире. То есть, не обязательно исповедовать религию, чтобы понимать, что есть нечто большее чем ты или чем все человечество.
Михаил, сейчас возможностей больше (наш МСП свидетель), но и отклик, и влияние меньше. Вина в этом не только условий, но и самих «прогрессоров», и самих «реципиентов».
Мое лицо заточено, как меч, — ветра и кровь, клинка чужого блики. И обоюдоострой стала речь, как плеть-двухвостка — зла и двуязыка. Гудел огонь под медным казаном, гудела медь по взятии Казани… На острие меча я строил дом, за острием лица скрывал желанья. Глухая удаль — княжий мой удел. Как я тогда в Твери — пусть и меня потом распнут в соборе, я стольким горло перервать успел, что общим государем стало горе! Я волк, я пес, опричник и певец, рожденный столкновением народов, я не начало, но и не конец, златой цепи российских сумасбродов…
Сразу скажу, что искать ошибки при помощи прописей стихосложения — не самый лучший подход к самостоятельным текстам. И собачия может быть, и "псинка" скажется о себе, если понимать жанр. Автор выбрал себе такой стиль рассказа о «породах» людей — и это его право. В этом жанре он написал интересно и точно, интонации живые, хотя мысль и не самая оригинальная: тот же Высоцкий или Владимов с его «Верным Русланом» — в подтверждение. Особенность жанра еще в том, что тексты написаны по образцу авторской песни — линейное разматывание образа, четкие ярлыки, отсюда и обращение к фольклорному пониманию «суки» и «кобеля». Уровень в подборке держится, явных выпадений нет. Спасибо автору за энергию и прямоту, за изящество ритмов.
На мой взгляд — чистый нон-фикшн, подвид — «размышлизмы». Серьезно, искренне, без самолюбования и цитирования ученых предшественников. К литературной обработке стоит прибегнуть в самом простом: убрать повторы (или усилить? — зависит от намерений автора, от интонации. Если «даже» в двух предложениях подряд — или подчеркнуть, или заменить.). Я бы сократил вступление, то есть, мысли эти привел бы внутри текста, к картинкам-описаниям, было бы убедительней. Попутная мысль: не стоит думать, в каком жанре пишешь, а стоит писать оптимально, отталкиваясь от того, что и в какой полноте хочешь сказать.
С удовольствием вспоминаю наши разговоры с профессором Ивайло, надеюсь на их продолжение, как и на продолжение нашей совместной работы. С днем рождения!
Читать больно, начиная с отстраненных описаний хорошего кино. Шизофрения женской жизни, души и тела, выписана довольно выпукло, но уж слишком все вместе — и отравление, и ванны мамы и дочки, и как бы колдовство с исчезновением мелких денег… В чем-то схематично. Перечитывать не буду, но запомню.
ВОИН XVI ВЕКА
Мое лицо заточено, как меч, —
ветра и кровь, клинка чужого блики.
И
обоюдоострой стала речь,
как плеть-двухвостка —
зла и двуязыка.
Гудел огонь под медным казаном,
гудела медь по взятии Казани…
На острие меча я строил дом,
за острием лица
скрывал желанья.
Глухая удаль — княжий мой удел.
Как я тогда в Твери —
пусть и меня потом распнут
в соборе,
я стольким горло перервать успел,
что общим государем стало горе!
Я волк, я пес, опричник и певец,
рожденный столкновением народов,
я не начало,
но и не конец,
златой цепи российских сумасбродов…
Крещение
Не меч, но медь!
Гремучей колокольней
восстала византийская змея,
раздувшейся главою треугольной
и крестиком раздвоенным грозя.
Не лёд, но речь!
Извилины чужие
в своих объятьях головы студят.
Вновь Рим на Рим меняют часовые
всё тоже стражи Страшного суда.
Не царствие, но царство!
Неужели
щит принял яд от цареградских врат?
Трезвей, народ, без помощи купели,
пока трезвон не освятил разврат…
Но Русь, дрожа, на берег выходила,
змеиный холод сковывал уста.
Негреющий огонь заёмного кадила
зажёг Перун, крещённый во Христа.
Раздвоенье
Скипетр — Пётр,
а в правой — держава:
чёрный орёл
раздвоен, как жало.
Длинным царём
постучали в Европу,
как батогом
в крепостные ворота.
Ярь-государь
кровавого спектра
в мелкую тварь
вкрался секретно:
нищий и вор — наследник престола,
бешеный створ
русла Христова.
И до сих пор
пленнику лени
чудится Пётр
и раздвоенье,
видится мир,
сжатый правой легонько:
ручка, шарнир,
крест на «лимонке».
Волю и ширь — на продажу, наружу,
себя же в Сибирь,
спёртые души!
Державин, я червь,
да из царской могилы!
Заперли дверь,
но окно прорубили.
Хэллоуин — наш
Вы ещё не видели наших гримас,
не смеялись нашим праздничным шуткам.
Погодите! Что значит — ну, не сейчас?
Не бегите! Что значит — жутко?
Вы ещё не слышали наш раскатистый смех,
мы ещё не сказали своего честного слова.
Какие правила — против всех?
Какие обманы — у зверолова?
Вы думали маска, а это — лицо,
верьте страху, не верьте показу.
Не пытайтесь понять подлецов,
не садитесь играть ни разу.
Всё, что есть у вас, мы возьмём за раз,
безъязыкой улице и крик сгодится.
Вы ещё не видели наших гримас,
вы ещё полюбите наши лица.
Вы ещё не знаете, что такое ад,
это — наш рай с общим туалетом.
Думаете, это понос, а это — распад…
Многие лета.