Заметила, что, хотя имя Рембо на слуху (он удивился бы!) и он действительно знаменит, но он «тёмная лошадка», про него известно очень немного. Даже его лицо мы плохо знаем: остались только нечёткие полудетские изображения. А сам Рембо — загадка. Сам стал мистификацией.
Готический романтизм — и вот взмывающий к луне голубок оборачивается чёрным вороном: Nevermore!.. (Прямо как у Жуковского образы, кстати, в «Светлане».)
Браво, Елена! Готическая атмосфера фото-загадки, полная луна, влюблённые дети и очертания мрачного здания слева (школы или особняка) подсказывали изо всех сил имя этого мрачного романтика… Но угадали не все, так как мрачных романтиков, как оказалось, довольно много.
It was many and many a year ago, In a kingdom by the sea, That a maiden there lived whom you may know By the name of Annabel Lee; And this maiden she lived with no other thought Than to love and be loved by me.
I was a child and she was a child, In this kingdom by the sea: But we loved with a love that was more than love— I and my Annabel Lee; With a love that the winged seraphs of heaven Coveted her and me.
And this was the reason that, long ago, In this kingdom by the sea, A wind blew out of a cloud, chilling My beautiful Annabel Lee; So that her highborn kinsman came And bore her away from me, To shut her up in a sepulchre In this kingdom by the sea.
The angels, not half so happy in heaven, Went envying her and me— Yes!—that was the reason (as all men know, In this kingdom by the sea) That the wind came out of the cloud by night, Chilling and killing my Annabel Lee.
But our love it was stronger by far than the love Of those who were older than we— Of many far wiser than we— And neither the angels in heaven above, Nor the demons down under the sea, Can ever dissever my soul from the soul Of the beautiful Annabel Lee:
For the moon never beams, without bringing me dreams Of the beautiful Annabel Lee; And the stars never rise, but I feel the bright eyes Of the beautiful Annabel Lee; And so, all the night-tide, I lie down by the side Of my darling—my darling—my life and my bride, In the sepulchre there by the sea, In her tomb by the sounding sea.
Это было когда-то, в далекой стране, Где у берега спят корабли. Там я девочку знал (это было давно), И я звал ее Аннабель-Ли. Я жил ею одной, и она — только мной, И, играя, мы вместе росли.
Были оба мы дети, — в далекой стране, Где у берега спят корабли, — Но любили мы так, как никто никогда, Как большие любить не могли. Только — ангелы рая за эту любовь Рассердились на Аннабель-Ли.
Оттого и случилось — в той дальней стране, Где у берега спят корабли, — С моря ветер холодный дохнул из-за туч И убил мою Аннабель-Ли.
И родные блестящей толпой собрались И её от меня унесли. Чтобы в тёмном гробу схоронить навсегда В глубине той далекой земли.
Видно, мало в раю знали счастья, что рай Позавидовал детям земли: Это ведомо всем в том далеком краю, Где у берега спят корабли. Почему чёрный ветер дохнул из-за туч И убил мою Аннабель-Ли.
Но любили мы так, как никто из людей, Как большие любить не могли — Хоть мудрей нас, но так не могли; И не властны ни ангелы райских полей И ни демоны в недрах земли Разрубить эту нить меж душою моей И душой моей Аннабель-Ли.
Мне луна с вышины шлёт лучистые сны Про меня и про Аннабель-Ли; Каждый звёздный алмаз — словно свет её глаз, Тихий взор моей Аннабель-Ли; Если ж ночь и темна — снова я и она, Я, и друг, и сестра, и невеста-жена, Тихо спим под покровом земли — Где у берега спят корабли.
Это было давно, это было давно, В королевстве приморской земли: Там жила и цвела та, что звалась всегда, Называлася Аннабель-Ли, Я любил, был любим, мы любили вдвоем, Только этим мы жить и могли.
И, любовью дыша, были оба детьми В королевстве приморской земли. Но любили мы больше, чем любят в любви,— Я и нежная Аннабель-Ли, И, взирая на нас, серафимы небес Той любви нам простить не могли.
Оттого и случилось когда-то давно, В королевстве приморской земли,— С неба ветер повеял холодный из туч, Он повеял на Аннабель-Ли; И родные толпой многознатной сошлись И ее от меня унесли, Чтоб навеки ее положить в саркофаг, В королевстве приморской земли.
Половины такого блаженства узнать Серафимы в раю не могли,— Оттого и случилось (как ведомо всем В королевстве приморской земли),— Ветер ночью повеял холодный из туч И убил мою Аннабель-Ли.
Но, любя, мы любили сильней и полней Тех, что старости бремя несли,— Тех, что мудростью нас превзошли,— И ни ангелы неба, ни демоны тьмы, Разлучить никогда не могли, Не могли разлучить мою душу с душой Обольстительной Аннабель-Ли.
И всегда луч луны навевает мне сны О пленительной Аннабель-Ли: И зажжется ль звезда, вижу очи всегда Обольстительной Аннабель-Ли; И в мерцаньи ночей я все с ней, я все с ней, С незабвенной — с невестой — с любовью моей— Рядом с ней распростерт я вдали, В саркофаге приморской земли.
Ольга, благодарю Вас за участие, Вы совершенно правы! Принцессой назвала Муся сестру Асю — но я убеждена, что юной быстрой принцессой была и сама Муся!.. P.S. А мотив принцесс, кстати, получит продолжение…
Елена, благодарю Вас за прекрасный ответ! Анастасия и Марина были духовно очень близки, в том числе и благодаря поэзии (скорее именно благодаря ей): в фильме, вышедшем незадолго до смерти престарелой Аси, она рассказала о совместных чтениях стихов с Мариной… И границы между детством сестёр нет, это одно общее сказочное детство безграничной родительской любви и ожидания чудес от жизни…
Сильно сказано. За что боролись — на то и напоролись. Хотели равенства — но забыли уточнить, каким оно должно быть на вкус. И вот к нашему столику поднесли горькую чашу — и, к несчастью, бездонную.
Действительно, прослеживается масса общего, однако в этот раз имелся в виду Антон Павлович Чехов — сын мещанина, внук мужика, лицо русской интеллигенции.
А я прибегаю к словарю всегда — и в эмоциональности, и в спокойствии! Словари — это такие книги для филологов духа. Считаю, что была филологом всегда, и до получения филологического образования.)
Да, имелась в виду именно лавка Чехова. Какое-то время семья проживала там на втором этаже, а торговля велась, как было принято при такой планировке, на первом.
Готическая атмосфера фото-загадки, полная луна, влюблённые дети и очертания мрачного здания слева (школы или особняка) подсказывали изо всех сил имя этого мрачного романтика… Но угадали не все, так как мрачных романтиков, как оказалось, довольно много.
It was many and many a year ago,
In a kingdom by the sea,
That a maiden there lived whom you may know
By the name of Annabel Lee;
And this maiden she lived with no other thought
Than to love and be loved by me.
I was a child and she was a child,
In this kingdom by the sea:
But we loved with a love that was more than love—
I and my Annabel Lee;
With a love that the winged seraphs of heaven
Coveted her and me.
And this was the reason that, long ago,
In this kingdom by the sea,
A wind blew out of a cloud, chilling
My beautiful Annabel Lee;
So that her highborn kinsman came
And bore her away from me,
To shut her up in a sepulchre
In this kingdom by the sea.
The angels, not half so happy in heaven,
Went envying her and me—
Yes!—that was the reason (as all men know,
In this kingdom by the sea)
That the wind came out of the cloud by night,
Chilling and killing my Annabel Lee.
But our love it was stronger by far than the love
Of those who were older than we—
Of many far wiser than we—
And neither the angels in heaven above,
Nor the demons down under the sea,
Can ever dissever my soul from the soul
Of the beautiful Annabel Lee:
For the moon never beams, without bringing me dreams
Of the beautiful Annabel Lee;
And the stars never rise, but I feel the bright eyes
Of the beautiful Annabel Lee;
And so, all the night-tide, I lie down by the side
Of my darling—my darling—my life and my bride,
In the sepulchre there by the sea,
In her tomb by the sounding sea.
Перевод В.Жаботинского
Это было когда-то, в далекой стране,
Где у берега спят корабли.
Там я девочку знал (это было давно),
И я звал ее Аннабель-Ли.
Я жил ею одной, и она — только мной,
И, играя, мы вместе росли.
Были оба мы дети, — в далекой стране,
Где у берега спят корабли, —
Но любили мы так, как никто никогда,
Как большие любить не могли.
Только — ангелы рая за эту любовь
Рассердились на Аннабель-Ли.
Оттого и случилось — в той дальней стране,
Где у берега спят корабли, —
С моря ветер холодный дохнул из-за туч
И убил мою Аннабель-Ли.
И родные блестящей толпой собрались
И её от меня унесли.
Чтобы в тёмном гробу схоронить навсегда
В глубине той далекой земли.
Видно, мало в раю знали счастья, что рай
Позавидовал детям земли:
Это ведомо всем в том далеком краю,
Где у берега спят корабли.
Почему чёрный ветер дохнул из-за туч
И убил мою Аннабель-Ли.
Но любили мы так, как никто из людей,
Как большие любить не могли —
Хоть мудрей нас, но так не могли;
И не властны ни ангелы райских полей
И ни демоны в недрах земли
Разрубить эту нить меж душою моей
И душой моей Аннабель-Ли.
Мне луна с вышины шлёт лучистые сны
Про меня и про Аннабель-Ли;
Каждый звёздный алмаз — словно свет её глаз,
Тихий взор моей Аннабель-Ли;
Если ж ночь и темна — снова я и она,
Я, и друг, и сестра, и невеста-жена,
Тихо спим под покровом земли —
Где у берега спят корабли.
Перевод К. Бальмонта (1895)
Это было давно, это было давно,
В королевстве приморской земли:
Там жила и цвела та, что звалась всегда,
Называлася Аннабель-Ли,
Я любил, был любим, мы любили вдвоем,
Только этим мы жить и могли.
И, любовью дыша, были оба детьми
В королевстве приморской земли.
Но любили мы больше, чем любят в любви,—
Я и нежная Аннабель-Ли,
И, взирая на нас, серафимы небес
Той любви нам простить не могли.
Оттого и случилось когда-то давно,
В королевстве приморской земли,—
С неба ветер повеял холодный из туч,
Он повеял на Аннабель-Ли;
И родные толпой многознатной сошлись
И ее от меня унесли,
Чтоб навеки ее положить в саркофаг,
В королевстве приморской земли.
Половины такого блаженства узнать
Серафимы в раю не могли,—
Оттого и случилось (как ведомо всем
В королевстве приморской земли),—
Ветер ночью повеял холодный из туч
И убил мою Аннабель-Ли.
Но, любя, мы любили сильней и полней
Тех, что старости бремя несли,—
Тех, что мудростью нас превзошли,—
И ни ангелы неба, ни демоны тьмы,
Разлучить никогда не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой
Обольстительной Аннабель-Ли.
И всегда луч луны навевает мне сны
О пленительной Аннабель-Ли:
И зажжется ль звезда, вижу очи всегда
Обольстительной Аннабель-Ли;
И в мерцаньи ночей я все с ней, я все с ней,
С незабвенной — с невестой — с любовью моей—
Рядом с ней распростерт я вдали,
В саркофаге приморской земли.
Асе
Ты — принцесса из царства не светского,
Он — твой рыцарь, готовый на всё…
О, как много в вас милого, детского,
Как понятно мне счастье твоё!
В светлой чаще берёз, где просветами
Голубеет сквозь листья вода,
Хорошо обменяться ответами,
Хорошо быть принцессой. О, да!
Тихим вечером, медленно тающим,
Там, где сосны, болото и мхи,
Хорошо над костром догорающим
Говорить о закате стихи;
Возвращаться опасной дорогою
С соучастницей вечной — луной,
Быть принцессой лукавой и строгою
Лунной ночью, дорогой лесной.
Наслаждайтесь весенними звонами,
Милый рыцарь, влюблённый, как паж,
И принцесса с глазами зелёными, —
Этот миг, он короткий, но ваш!
Не смущайтесь словами нетвёрдыми!
Знайте: молодость, ветер — одно!
Вы сошлись и расстанетесь гордыми,
Если чаши завидится дно.
Хорошо быть красивыми, быстрыми
И, кострами дразня темноту,
Любоваться безумными искрами,
И как искры сгореть — на лету!
Таруса, лето 1908
Принцессой назвала Муся сестру Асю — но я убеждена, что юной быстрой принцессой была и сама Муся!..
P.S. А мотив принцесс, кстати, получит продолжение…
И границы между детством сестёр нет, это одно общее сказочное детство безграничной родительской любви и ожидания чудес от жизни…
Сильно сказано. За что боролись — на то и напоролись. Хотели равенства — но забыли уточнить, каким оно должно быть на вкус. И вот к нашему столику поднесли горькую чашу — и, к несчастью, бездонную.
День, когда мы не пошалили, прожит зря.)