Очень рад, что мои предпочтения почти во всех случаях совпали с мнением членов «отраслевых» жюри, было приятно работать, чувствуя плечо. О прозе подробно написала Анна Данилова, о поэзии высказалась Надежда Кубенская — и опять я с ними, как и с Викторией Левиной — в оценках, согласен! Одно отличие: мне показалось, рождественский характер конкурса обедняет палитру тех, кто только вливается в наши ряды. Я тоже обладаю особенностью, подмеченной Анной: не умею высасывать из пальца, поэтому натяжки «чудесных» сюжетов (что в стихах, что в прозе) меня раздражали своей вторичностью, привкусом литературщины, непережитой философией. В этом есть и наша вина, раз мы поставили такие рамки. Надеюсь, теперь, став нашими соратниками, «новые имена» раскроются самобытнее. Ангелину наградил за расширение контекста, за нерв, за искренность, за смелость языка.
Сквозь нити метели, мотки или петли метели, ты метку недели, крещенской недели несёшь. Кружение крови — и щёки опять заалели, кружение снега — наотмашь, насквозь, невтерпёж.
На встречном ветру теплотой наливаются губы, губительной силой наполнится дерзкий зрачок, и связки твои не боятся ни слов, ни простуды, и краски любви переходят на сердце со щёк.
Сегодня и завтра — сплетение, кружево, связка, от яблочка семечко, полночью давшее плод. Сошлись времена, неназначенный загодя праздник, и Старый, и Новый совпали в один новый год.
О молодость года! О ярость мороза и снега! Пока в твоей власти вернуться, кружа, на порог, я славлю напор безрассудный метельного бега, любовную удаль горячих на холоде щек!
Мне кажется, что многие плюсы названы минусами напрасно. Сбои ритма индивидуализируют строку, обостряют внимание, то есть, в определенных случаях это оружие, смотрите Блока, хотя бы. Введение просторечий — ключ к современнику, да и тоже обостряет внимание, дает иронию. Обращение к физическим объектам — плюс, помогает на самом простом материале искать отношения между людьми — а литература об этом. Но некоторые минусы названы справедливо, на мой взгляд — отсутствие композиции, да и вообще оригинальной мысли. Видно, что автор молод, думаю, если не уйдет в самолюбование и самооправдание, способен развиваться, работать над огранкой способностей.
Этому стихотворению больше полувека. После него я поверил в свою поэтическую силу. В разное время в нем видели противоположный смысл.
ЦЕРКОВЬ В СИМОНОВКЕ
Нет равнодушного, хорошего и злого. Нет ничего. Есть право на игру…
В одном районе города большого пустая колокольня на ветру, свет декабря, холодный плоский воздух, полузакрыты веки у окон, и колокольня пробует серьезно раскрасить очень старый небосклон, но синева ее не разогрета и купол — не светлее пятака…
Есть праздник Рождества, а Бога — нету. Он не рождался. Видимо. Пока. 1969
Спасибо, дорогие! Хочу объяснить снимок, поставленный «Истоками» безо всякого моего участия. В центре сидит матерый советский писатель Анвер Бикчентаев, одним из первых написавший художественную книгу об Александре Матросове. А завел я его в кабинет редактора, где с ним захотела сфотографироваться вся команда, после того, как несколько часов проговорил с ним, он был откровенен в этом последнем большом интервью…
Эта история кажется мне недостоверным апокрифом. Даже в пожилые годы Булат Шалвович при личном общении не производил впечатления маленького человека, а уж в 50-е годы — подавно, тогда и средний рост был поменьше. Наоборот, Окуджава был худым и поэтому выглядел выше, чем был ростом, ну где-то 175 точно было.
Всех с наступающим! Хотелось бы напомнить о родоначальниках жанра и самых ярких актерах-авторах: Вертинском, Галиче и Высоцком. Цитировать не буду, все всё знают.
Спасибо, Сергей, спасибо, Ирина, спасибо, Ольга, спасибо — все! Наверное, нам всем в этом году удалось лучше друг-друга понять. И жить стало интереснее.
Вальс метели
Сквозь нити метели,
мотки или петли метели,
ты метку недели,
крещенской недели несёшь.
Кружение крови — и щёки опять заалели,
кружение снега — наотмашь, насквозь, невтерпёж.
На встречном ветру
теплотой наливаются губы,
губительной силой
наполнится дерзкий зрачок,
и связки твои
не боятся ни слов, ни простуды,
и краски любви
переходят на сердце со щёк.
Сегодня и завтра — сплетение, кружево, связка,
от яблочка семечко,
полночью давшее плод.
Сошлись времена,
неназначенный загодя праздник,
и Старый, и Новый
совпали в один новый год.
О молодость года!
О ярость мороза и снега!
Пока в твоей власти
вернуться, кружа, на порог,
я славлю напор безрассудный
метельного бега,
любовную удаль
горячих на холоде щек!
Волосок
Льется елочная канитель,
от звезды нисходя…
Я сплету тебе колыбель
из золотого дождя.
Ночь Рождества, возрожденная ночь,
ветер и снег успокой.
Я расскажу тебе, старшая дочь,
сказку о нас с тобой.
Помнишь, когда-то мифы сплелись,
блудный свет возвратив?
Новая жизнь как старая жизнь —
данный Данае миф.
Рвется страстная мишура —
сказочный самообман,
застит видимых бликов игра
золотого сечения план…
Теплый Восток и колючую ель —
как оренбургский платок,
держит узорчатую колыбель
один золотой волосок.
1992 год
ЦЕРКОВЬ В СИМОНОВКЕ
Нет равнодушного, хорошего и злого.
Нет ничего.
Есть право на игру…
В одном районе города большого
пустая колокольня на ветру,
свет декабря, холодный плоский воздух,
полузакрыты веки у окон,
и колокольня пробует серьезно
раскрасить очень старый небосклон,
но синева ее не разогрета
и купол — не светлее пятака…
Есть праздник Рождества, а Бога — нету.
Он не рождался. Видимо. Пока.
1969