Нет, никогда заранее не придумываю форму, иду по движению образа, стараясь убирать банальности, но не терять понятности. Готов жертвовать и рифмой, и ритмом, лишь бы было максимально эффективно. А к иноязычным формам вообще отношусь подозрительно, что мы в них, ученически, понимаем, кроме количества слогов? Вот мой любимый Исикава Такубоку: «На песчаном белом берегу островка в Великом океане я, не отирая влажных глаз, с маленьким играю крабом». С юности был восхищен, какие невнятные тонкие переживания, а недавно женщина переводчик-синхронист сказала мне, что это стихотворение о смерти матери — если те же иероглифы по-другому прочитать. Другой язык, другие мозги!
Да, виноват, но не вижу здесь эксперимента, разве что — для автора. Может быть, потому, что сам люблю длинные строки, иногда и по 22 слога, и люблю сочетать длинные с короткими. Это все зависит от «дыхания строки», когда автор пытается передать читателю то или иное свое состояние, исходя из того, что даже проговариваемая про себя строка все равно связана с дыханием ее произносящего. То есть — влияет на чисто физические процессы, связанные с насыщением крови кислородом, соответственно — на мозг. Мне так кажется.
Ну, Георгий, обсуждать находки (пусть и технические) товарищей — в этом тоже есть Смысл, который, как известно, в поэзии неотделим от формы. Конечно, я с вами согласен, что последние строки открывают смысл того, что автор ищет в Авторе. Но мне кажется, это просто констатация, к тому же, выпадающая из антипафосного контекста и всего творчества ААА, и конкретных стихов, послуживших источником. Впрочем, это все дело вкуса.
Мне кажется, нет смысла убеждать автора, что можно было бы сделать по-другому. В данном случае. Автор, очевидно, многое прошел, прежде чем осознанно выбрал размер и адресата. Другой вопрос, что Анна Андреевна менее интимный поэт, чем это выглядит и в чем ее ждановы упрекали, она поэт ренессансного отношения к жизни, очень не-плоского. Мне кажется, что даже для Н.С.Гумилева она стала не просто «Анютой», не просто спутником («Порой достаточно пройти тихонько у чьих-то жизней по околице»), но и соратником. Ее онтологическое отчаяние поднималось до вершин античной трагедии, а ее классистическое отношение к слову — до отточенности народной поговорки. Но ведь вообще обращение к образу другого поэта всегда чревато неточностью — ты ведь можешь легко путать автора стихов и бытового человека, не находя той грани, которой твой адресат соединил в силу индивидуальности таланта. По себе знаю, пытался писать о поэтах, мне дорогих.
Мне видится, что все просто: в первом стихотворении видны огрехи, замеченные Коноваловым, которые оставляют дуэлянта без места. В третьем их меньше, но они тоже есть («с дУшой тигра»), да и по смыслу Костин прав. Остается «Купидонья».
Простите, что поздно включаюсь, был в дороге. Виталий очень тщательно прописал свои (а и я их разделяю) горькие выводы об идущей эволюции. Никаких возможных поводов заподозрить его в оптимизме или простой глупости. Он увидел, что любая возможная реакция на бесцельную человеческую жизнь приводит к тому, что можно жить или только в каком-то подчинении, или в узко заточенной стае, или паразитируя на случайном наследстве. Сложная работа, видно, что Коновалов серьезно относится к своему таланту, шлифует образы, додумывает мысли. Он смешно назвал рассказ, переосмыслил законы Азимова, которые позволяют сдавать Норда на переработку. Видимо, при любом позитивном развитии надо закладывать понятие личности в фундамент, потому что иначе ленивый хаос все — равно найдет тропку свести человека к нули. Или к функции.
Рита, здравствуйте! Я в первый раз, кажется, читаю вашу прозу. С удовольствием, но и с тревогой: тему-то, идущую из души, вы, может быть, исчерпали, потому что развивать ее линейно, по принципу: а вот еще вспоминаю — только портить. Здесь все сжато и многомерно, женские тарелочки, мужское сало. Придется вам переходить к характерам и сюжетам, а этот рассказ оставить как запев. Думаю, надо делать цикл.
Да, все логично, точно. Но все равно — средневековье Стругацкое, пусть и без насилия над героем (над героиней намечалось). Бесцельный, разодранный мир одиночек с хобби. Хороший срез жизни чиновников. Ты не трогай меня, я не трону тебя… Вариант вполне представимый, но тоже тупиковый. Зачем он всю жизнь ездит на байке? У реального «ночного волка» Хирурга есть цель — властвовать, манипулировать, вырывать у других. А Волк до того помогал кому-нибудь? Это все вопросы к образу, который может быть кому-то идеалом. А писатель все сделал правильно.
Ну, кроме рифм и общего впечатления есть и другие приемы воздействия на читателя. Давно хотел сказать («на себе не показывать!»), про то, что мой друг Иван Жданов называет элипсис: когда что-то из описываемого пропускается, но может восстановиться читателем. Здесь эта тонкая штука есть, Лена нашла грань откровенности. Спасибо!
Мало что могу добавить к разбору нашего прозаического мэтра, разве что — общие рассуждения. Да, цветастость выражений напоминает цыганскую шаль. Ну и что? Есть эстетика минимального, есть эстетика избыточного, у каждой свои законы, здесь никак не могу согласится с требованиями Тамары. Рассказ — не только нарративное повествование, стори, но и образная передача гаммы отношения автора к действительности: и рационального, и чувственного. Здесь я вижу другую неувязку: к названию рассказа ничего не добавлено! Оно индивидуально, адресуется к чувствам читателя, а вот описание самой сирени несобрано, размазано и неточно (время цветения, пятилистник…). Может быть, в рассказе не хватает действия — каких-то событий, переживаний, связанных с сиренью в целом, с этим кустом, с этим запахом. Потому что на сиюминутное сопереживание рассказ не вытягивает из-за непроясненного приема (у Анны — импрессионизм). Мне, по крайней мере, так кажется.
Да, спасибо, за приглашение. Сначала хотел подробно обсудить строки, но потом увидел некоторые часто совпадающие стихотворные приемы, которые меня царапают. Например, обилие бесцветных, общеупотребительных слов-этикеток: чудный, жаркий и т.п. Рифмы в таком случае, как правильно заметила Елена, бросаются в глаза банальностью. Заметно, что автор художник, поэтому поясню примером из его области: художник когда, допустим, пишет маслом, не берет просто синий или зеленый цвет, а берет определенный, соответствующий его замыслам, тюбик, а то и вовсе пишет синее небо оттенками черной краски. А то, что автор-смысловик, так это еще больше облегчает его работу, позволяет с большой дотошностью продумать, чего от него требует импульс пришедшей первой строки. Думаю, это и есть работа поэта. А то, что Георгий Костин — поэт, у меня не вызывает сомнений, его настроения цельны и последовательны, он говорит не попусту, а из пережитого. Что же по поводу мастерства, то в поэзии его рост не имеет предела, думаю, в художественном ремесле — тоже.
«На песчаном белом берегу
островка в Великом океане
я, не отирая влажных глаз,
с маленьким играю крабом».
С юности был восхищен, какие невнятные тонкие переживания, а недавно женщина переводчик-синхронист сказала мне, что это стихотворение о смерти матери — если те же иероглифы по-другому прочитать. Другой язык, другие мозги!
Но ведь вообще обращение к образу другого поэта всегда чревато неточностью — ты ведь можешь легко путать автора стихов и бытового человека, не находя той грани, которой твой адресат соединил в силу индивидуальности таланта. По себе знаю, пытался писать о поэтах, мне дорогих.