Мало что могу добавить к разбору нашего прозаического мэтра, разве что — общие рассуждения. Да, цветастость выражений напоминает цыганскую шаль. Ну и что? Есть эстетика минимального, есть эстетика избыточного, у каждой свои законы, здесь никак не могу согласится с требованиями Тамары. Рассказ — не только нарративное повествование, стори, но и образная передача гаммы отношения автора к действительности: и рационального, и чувственного. Здесь я вижу другую неувязку: к названию рассказа ничего не добавлено! Оно индивидуально, адресуется к чувствам читателя, а вот описание самой сирени несобрано, размазано и неточно (время цветения, пятилистник…). Может быть, в рассказе не хватает действия — каких-то событий, переживаний, связанных с сиренью в целом, с этим кустом, с этим запахом. Потому что на сиюминутное сопереживание рассказ не вытягивает из-за непроясненного приема (у Анны — импрессионизм). Мне, по крайней мере, так кажется.
Да, спасибо, за приглашение. Сначала хотел подробно обсудить строки, но потом увидел некоторые часто совпадающие стихотворные приемы, которые меня царапают. Например, обилие бесцветных, общеупотребительных слов-этикеток: чудный, жаркий и т.п. Рифмы в таком случае, как правильно заметила Елена, бросаются в глаза банальностью. Заметно, что автор художник, поэтому поясню примером из его области: художник когда, допустим, пишет маслом, не берет просто синий или зеленый цвет, а берет определенный, соответствующий его замыслам, тюбик, а то и вовсе пишет синее небо оттенками черной краски. А то, что автор-смысловик, так это еще больше облегчает его работу, позволяет с большой дотошностью продумать, чего от него требует импульс пришедшей первой строки. Думаю, это и есть работа поэта. А то, что Георгий Костин — поэт, у меня не вызывает сомнений, его настроения цельны и последовательны, он говорит не попусту, а из пережитого. Что же по поводу мастерства, то в поэзии его рост не имеет предела, думаю, в художественном ремесле — тоже.
Вот хороший пример смыслового стихотворения: Инна Кабыш
Кто варит варенье в июле, тот жить собирается с мужем, уж тот не намерен, конечно, с любовником тайно бежать. Иначе зачем тратить сахар, и так ведь с любовником сладко, к тому же в дому его тесно и негде варенье держать.
Кто варит варенье в июле, тот жить собирается долго, во всяком уж случае зиму намерен пере-зимовать. Иначе зачем ему это и ведь не из чувство же долга он гробит короткое лето на то, чтобы пенки снимать.
Кто варит варенье в июле в чаду на расплавленной кухне, уж тот не уедет на Запад и в Штаты не купит билет, тот будет по мёртвым сугробам ползти на смородинный запах… Кто варит варенье в России, тот знает, что выхода нет.
Ну вот, признаЮсь. Это стихотворение на пожелтевшем листке я нашел в папке, привезенной из Москвы, вместе с другими. Два других я опубликовал: «Все мое я ношу в себе» и «Пальцы глаз...», а это мне не понравилось, решил показать только для ведения рубрики. Не понравилось не из-за технических «поломок», их-то можно было поправить, сколько из-за оборванности, да и вторичности мысли. У меня же есть «Перевал», «Дальше взгляда мне не шагнуть», многие стихи о страсти. А здесь я не раскрыл тревогу, приведшую меня к первой строке и потащившую дальше, в данном случае — по методу! — правильно понял Александр Головко (не по деталям, где можно и поспорить). Итак, во-первых, спасибо всем, пытавшимся меня понять. Во-вторых, мой метод — идти по импульсу от первой строки, искать, что в ней живое и мое. Поэзия — инструмент познания действительности, для меня это значит, что не стоит писать стихи, когда заранее ясно, что хочешь сказать. Прописи или экзерсисы на заданную тему меня давно не волнуют. Мне важно в конце найти что-то важное, желательно новое. Поэтому, в-третьих, меня и не устроило стихотворение, где переход от субъективности к желанию понять мир прописан не твердо, где в конце автор сворачивает, не объяснившись, к общедоступному образу страсти. Ну и в-четвертых. Я не отказываюсь от строчек и образов, написанных лет сорок назад молодым поэтом, не считаю их слабыми или бессмысленными, здесь должен еще раз сказать спасибо написавшим рецензии — они многое увидели, некоторые, правда, стали с этим спорить, говоря о том же самым чуть другими словами. Что до формальных замечаний, то благодаря им я понял: поэзия и система стихосложения отличаются друг от друга, как любовь от учебника анатомии. Знать надо, а пользоваться — индивидуально.
Ну, отчасти ответил: разному читателю — разное. Кто-то поймет только любовную лирику, кто-то — философское отчаяние. Кто-то поймет пять нерифмованных строк, без знаков препинания, а кому-то нужно все растолковать, чтобы не быть неправильно понятым. Я ревную одни свои стихи к другим, меня смешит, что самое популярное — написанное мной в 18-19 лет, сужу по заходам на мои страницы. Так ведь не только писать — труд, но и читать — тоже. Пишу, надеясь на ответное усилие, если не ощущаю его — не огорчаюсь. Мне повезло: с юности у меня есть (некоторые — были) друзья, на которых я ориентировался. В частности, мнение Ивана Жданова для меня всегда важно, хотя мы с ним не часто видимся, да и пишем в разной манере. Посмотрите его в сети — это главный ориентир для меня в русской поэзии.
Разному читателю нужно разное, так ведь и автор не всегда одинаков. Кто-то учует гармонию сквозь буквы, кто-то ничего не поймет, да и буквы ему мало что говорят, больше картинки в комиксе. Нужно ли оглядываться на уровень читателя? Нужно, когда пишешь прокламацию (или расследование, как было у меня). Не нужно — когда ты себе и представить не можешь читателя, которому все твое интересно. Для кого-то высшее — со свечкой постоять, а для кого-то — любить людей.
Инна Кабыш
Кто варит варенье в июле,
тот жить собирается с мужем,
уж тот не намерен, конечно,
с любовником тайно бежать.
Иначе зачем тратить сахар,
и так ведь с любовником сладко,
к тому же в дому его тесно
и негде варенье держать.
Кто варит варенье в июле,
тот жить собирается долго,
во всяком уж случае зиму
намерен пере-зимовать.
Иначе зачем ему это
и ведь не из чувство же долга
он гробит короткое лето
на то, чтобы пенки снимать.
Кто варит варенье в июле
в чаду на расплавленной кухне,
уж тот не уедет на Запад
и в Штаты не купит билет,
тот будет по мёртвым сугробам
ползти на смородинный запах…
Кто варит варенье в России,
тот знает, что выхода нет.
Итак, во-первых, спасибо всем, пытавшимся меня понять.
Во-вторых, мой метод — идти по импульсу от первой строки, искать, что в ней живое и мое. Поэзия — инструмент познания действительности, для меня это значит, что не стоит писать стихи, когда заранее ясно, что хочешь сказать. Прописи или экзерсисы на заданную тему меня давно не волнуют. Мне важно в конце найти что-то важное, желательно новое.
Поэтому, в-третьих, меня и не устроило стихотворение, где переход от субъективности к желанию понять мир прописан не твердо, где в конце автор сворачивает, не объяснившись, к общедоступному образу страсти.
Ну и в-четвертых. Я не отказываюсь от строчек и образов, написанных лет сорок назад молодым поэтом, не считаю их слабыми или бессмысленными, здесь должен еще раз сказать спасибо написавшим рецензии — они многое увидели, некоторые, правда, стали с этим спорить, говоря о том же самым чуть другими словами. Что до формальных замечаний, то благодаря им я понял: поэзия и система стихосложения отличаются друг от друга, как любовь от учебника анатомии. Знать надо, а пользоваться — индивидуально.