Елена! Повторюсь: любое поэтическое произведение, нацеленное на передачу содержания (мысли и чувства) — является истинной поэзией. В том числе и «дур бер шур...» Крученых, поскольку эта явная абракадабра подана в контексте манифеста русских футуристов. Но даже безобидное четверостишие, написанное исключительно для выпячивания экспериментальных рифм и размеров — не может никаким образом относиться к истинной поэзии. Это разминка ума, которая, повторюсь снова, крайне вредна для развития поэтического мастерства. ибо на корню убивает саму поэзию. А вот если есть поэтическое содержание, если есть что сказать и с чем поделиться. то тогда можно экспериментировать с любыми формами, но опять же исключительно для того. чтобы предельно полно выразить содержание.
Мои огромнейшие экспериментальные наработки в ИЗО, в частности в художественной фотографии позволяют мне смотреть взглядом художника и на экспериментальную поэзию. Так вот, скажу радикально: к экспериментам в поэзии прибегают только те, кому нечего (абсолютно нечего) сказать, а писать (писательский зуд, порою, бывает невыносимым, как чесотка) очень хочется. И тогда пустота в душе маскируется всеми возможными словесными изысками, чтобы сказать на выходе: а это — как бы трава, а может быть и — как бы бегемот. Тут полностью отсутствует поэзия, которая является мостиком между душой поэта и душой читателя, в том числе и предполагаемого. Потому как экспериментальная поэзия никому ничего не передает по причине полного отсутствия хоть какого-нибудь содержания. Тут уместна несколько пошловатая, но очень точная пословица: «если собаке делать нечего…» Более того опыты по написанию экспериментальной поэзии никаким образом не помогают совершенствовать поэтическое мастерство, поскольку вынуждают отказываться от содержания, и таким образом выплескивают вместе с водой и ребенка.
Но тем не менее утверждать, что экспериментальная поэзия не имеет право на существование ни в коем случае нельзя: она бесполезна только для истинной поэзии, в том числе авангардной, не классической; поэзии, для которой содержание, в том числе самое сложное и даже непостижимое — первостепенно. Просто, полагаю, что экспериментальную поэзию следует относить в раздел кроссвордов и шарад. Ведь есть же огромное количество любителей кроссвордов. Так и любители сочинять экспериментальную поэзию вполне могут создавать клубы по интересам.
Повторю: принципиальное отличие истинной поэзии от поэзии экспериментальной в том, что истинная поэзия всегда пишется от души (сердца), а экспериментальная – от ума.
Хочу углубить дискуссию. Читатель – все-таки внешний атрибут литературного творчества, и о нем имеет смысл вести разговор только, когда литературный продукт (текст) создан. Не менее, а по мне и более важнее — внутреннее (мотивационное) побуждение автора к творческому акту, то его «предгрозовое» (беременное текстом) состояние, когда еще текст не написан. И тогда сразу же возникает вопрос: а какого рожна нормальные и здоровые в психическом отношении люди, занимаются крайне неблагодарным, как полагает подавляющее большинство литераторов литературным делом? Ответ у меня один – графо – мания (но не в ругательском, а буквальном смысле), страсть, влечение. Кстати, такое же влечение, как мужчины к женщине, именуемой любовью, и наоборот, женщины к мужчине. К такому же роду маний можно отнести охоту, рыбную ловлю, собирание грибов, а также одержимое (в самом лучшем значении этого слова) увлечение любимым делом, скажем конструирование синхрофазотронов. Следовательно, графомания (повторяю, в буквальном смысле это слова) ну, никак сама по себе не может быть неблагодарным делом. А наоборот, как и всякая удовлетворенная страсть приносит огромное удовольствие. Следовательно, неблагодарным её делают, связанные с ней неоправданные (ложные) ожидания и неоправданные (ложные) надежды. Попробуем разобраться, откуда они происходят.
По внутренней мотивации я разделяю графоманов (в буквальном смысле этого слова) на три разнокачественные категории. К первой группе относятся творцы классического литературного продукта – вся классическая мировая и отечественная художественная литература. Вся она построена по принципу, на который обратила внимание Елена Вишневая – «Езда в незнаемое». Художники этой группы пишут исключительно о ТОМ, НЕ ЗНАЯ, О ЧЕМ и пишут для того, чтобы именно в процессе творения постичь это незнаемое. Когда у Льва Толстого спросили: о чем роман «Анна Каренина», он сказал: чтобы ответить на этот вопрос, мне нужно будет написать еще один такой же объемный текст. Для писателей этой группы читателя, как категории, вообще не существует: после написания текста писатель отдает свой текст литературному агенту, и тот уже доводит его до читателя, при том до такого читателя, кому интересно открытое писателем неведомое. Такому писателю не нужна и учеба литературному мастерству, поскольку любая учеба оперирует знаемым (готовыми знаниями) тогда как писатель нацелен на постижение незнаемого. Но это вовсе не означает, что ему не нужно постоянно повышать своей интеллектуально-духовный уровень: однако знания ему нужны, чтобы «не изобретать велосипед», и знать какое незнаемое уже открыто до него.
Как труп в пустыне я лежал, и Бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк!» И я восстал. Седое небо покрылось сочной синевой. Зной призрачный опал росой на вздыбленный волной бархан. Ногами утопая в нем, на острый гребень я взошел. В обратный Путь отправился. Синели глаза озер вдали времен. Но не мираж моим распахнутым глазам открылся – то была реальность: я преодолел рубеж, когда своею смертью смерть попрал. И от людей ушел в пустыню, чтобы вернуться к ним иным: переродившимся – примером личным показать, что коли жить в любви, то может пустыня превратится в сад. Но я не буду жечь сердца людей глаголом: несу в груди залог — перерожденье.
Девочка прыгала на шахматной доске, как по начерченным мелом на асфальте классикам, и ненароком сбила снежную королеву, которая, как оказалось, путалась под ногами девочки, обутыми в легкие летние сандалики. Снежный король, оставшись без воинственной снежной королевы, собрал свое поредевшее снежное воинство вокруг себя и, словно капитан волейбольной команды, скомандовал прокричать новую кричалку: «Довольно воевать!» Типа – не будем больше убивать друг друга прямо и наискосок, по горизонтали и вертикали, и тем более особенно извращенным способом – загнутым ходом норовистого коня; а саму шахматную доску превратим в классики и будем прыгать на ней, как прыгает девочка; и эти прыжки отсели будут для всей команды бальными танцами… «Но и я хочу танцевать! – Подала голос поверженная снежная королева. – Я буду царицей балов!» — Властно заключила она. И уже, как добрая фея, взмахнула волшебной палочкой: вся белоснежная одежда, словно истлевшие лохмотья, опала со всех снежных воинственных фигур под дивную музыку Вивальди, а на свет явились наряды всевозможных цветов радуги, словно луговые цветы со всех уголков планеты явились на бал на расчерченную под классики шахматную доску…
От былой снежной шахматной крепости не осталось и следа.
Я никогда не думал, что смогу сделать то, что казалось невозможно сделать: слепил большой снежок, обложил его вокруг снежками поменьше, и превратил снежное творение в ромашку. Снежки-лепестки, как были сказочно белыми, так и остались таковыми. А вот центральный снежок покрасил солнечным цветом своего сердца: оно у меня всегда солнечно-желтое, когда любит.
А ныне я проснулся от очередного накатившегося на меня прилива любви к тебе, и теперь захотелось задарить тебя цветами. А то что снег во дворе – что с того? Миллионы, миллионы белоснежных ромашек будут красоваться перед тобой, когда ты, проснувшись, по обыкновению выйдешь на балкон, под которым я когда-то пел тебе серенады. И миллионы миллионов влюбленных в тебя моих сердец будут искристо желтеть маленькими солнцами на нехоженом снегу, и будет казаться, что это само небо в алмазах опустилось на землю к твоим ногам.
Я люблю тьму, потому что только она одна и рождает свет; даже когда она только беременна светом, свет является мне в ночной кромешной непроглядности в образе ангелов. Я их не вижу, поскольку не вижу ничего, но фосфорическое мерцание (всполохи потустороннего горнего огня) и мистический шелест упругих крыльев выдает их присутствие.
Именно когда тьма густа, как застывший гудрон, а то и вовсе, как антрацит, когда она чуть ли ни сливается воедино с абсолютной безнадегой в моей страждущей душе, и когда кажется, что я сам заточен судьбой в глубокий и тесный каменный мешок, из которого нет выхода – светящееся шуршание ангельских крыльев делается похожим на деловито жужжащий пчелиный рой, а сам каменный мешок превращается в улей, в котором уютно и тепло, и можно относительно комфортно переживать суровую зимнюю стужу…
Более того, моя натерпевшаяся дневных ужасов душа сама превращается в пчелиную матку, и пока ей микроскопическими фонариками высвечивают тьму ангелы, откладывает яйца собственного света в восковые ячейки. И я тогда, облегченно улыбаясь, засыпаю пусть далеко за бесконечную полночь, но сон мой под колокольчиковый звон деловитого ангельского пения — беспробудный и долгий.
Благодаря ангелам я даже в кажущиеся незыблемыми кромешную темноту и душевную безнадегу засыпаю с легкой улыбкой на губах и с такой же улыбкой по утру просыпаюсь.
Полагаю, что стихотворение в прозе не будет противоречить правилам турнира. Тем более, что оно соответствует заявленной теме и нацелено на взятие «снежной крепости».
ВРЕМЯ ПОСЕВА
Двенадцатое новолуние в году совпало с самой длинной ночью года. Беспросветный мрак на неделю обуял заснеженную землю. Даже алмазные звезды, которые предельно ярко блестят в морозную полночь, подчистую склеваны ненасытными жирными снежными тучами. Это время абсолютной Тьмы, не приспособленное для жизни…
Но именно оно, и только оно (когда вокруг не видно не зги) идеально подходит для посева зерен грядущего света. Засеял в новолуние душу семенами благих дел и помыслов – собирай благой урожай в ближайшее полнолуние; засеял 22 декабря душу грандиозными добрыми целеустремлениями – и 22 июня закрома заполнятся добротой под потолок: раздаривай – не убудет.
…Я давно с благоговением отношусь к природной кромешной тьме: чем глубже и гуще она, тем больше и ярче вызревает в ней света. И сейчас, склонившись в позе «сеятеля», хожу вслепую по своей душе — бросаю куда только могу достать греющие мою ладонь внутренним теплом зерна.
Сосредоточенно поспешаю: нужно успеть засеять душу до Нового Года, ибо тогда появятся иные, уже праздничные заботы с первыми проблесками проросшего света…
Понравилось первое. В нем осмысление. Хотя у меня лично никогда не бывает осенью поводов для грусти. Для меня осень, даже когда снег за окном, как сейчас — время сбора урожая (духовного и реального). А зима — время подготовки посевов к следующему году. Грустить мне некогда. Но при этом мне нравятся люди думающие. Первый дуэлянт, мне кажется — таков.
Так и я пишу исключительно свое личное мнение. По мне на тему волков нужно писать на пределе своих личностно-поэтических возможностей. Вот даже Высоцкие навзрыд прокричал эту тему. То есть о волках следует писать или очень глубоко, или никак. Дуэлянт 2 выбрал второй вариант. Он отшутился.
На мой взгляд тема для дуэли выбрана неудачно: для экспромтов она менее всего годится. Потому как провоцирует авторов на профанацию. Первый дуэлянт не уберегся от этого. Вот если бы тема была, скажем, о погоде, о том, что за февралем обязательно придет март, а за зимой — весна, где смысл и тем более психология отходит на задний план, а на первый выходит мимолетное настроение и поэтические (технические) стороны, тогда можно было сравнивать именно технику исполнения.
Классики не писали ширпотреба, потому как любая тема из их пера выходила перлом, словесным бриллиантом.
Ну, так о том, что дуэлянт №2 отказался от дуэли, говорит его стихотворение: оно о том, что автор собрался было писать о волках, сосредоточился, проникся увиденной «волчьей темой», и (дальше цитирую его) «под пледом вздрогнул вместе с креслом, закрыл глаза и вытер лоб…Закрыл и тему с волчьим лесом, для верности закрыл блокнот.» то есть — не стал писать стихи на волчью тему.
А благородство его в том, что он до глубины души прочувствовал волчью тему, и понял, что её с кондачка ему не осилить, отказался писать ширпотреб, но при этом не отказался участвовать в дуэли, и потому выстрелил в воздух, заведомо подставив себя под чужие пули…
Дуэли не получилось. Поскольку второй дуэлянт отказался от дуэли, выбросив пистолет в снег или выстрелил в воздух (для верности закрыв блокнот). Я сразу представил известные дуэли с Пушкиным и Лермонтовым. Вот если бы у Дантеса и Мартынова было бы столько благородства, сколько у нашего второго дуэлянта, то великие наши поэты были бы живы. Не знаю, кто скрывается под номером 2, но полагаю, когда он объявится я пожму его благородную руку.
Дуэлянт под номером 1 оказался ни только не благородным, но и несколько «кровожадным». Полагаю, сказалось влияние Высоцкого, что по мне не есть хорошо. Ибо – это подражание, самый главный огрех поэта. Для меня, если уж не терпится поподражать, то стоило подражать «Есенину: «Если волк на луну завыл, значит небо тучами обглодано.» Волк для меня — таинственное и мистическое животное. И безусловно – благородное. Поэтому второй дуэлянт тему волков раскрыл больше: он поступил так же, как и благородный волк. Ну, а то, что первому дуэлянту будет отдано подавляющее число голосов – это ожидаемо: кровожадность» сидит в нас, людях, не искоренимо. И желающих нанести контрольный выстрел в голову второму дуэлянту всегда будет больше, даже в Клубе писатели за Добро.
Я отдаю голос второму. И жду возможности пожать ему руку. :)
Ок. На счет «планки». Найдите изъян в этом детском стихотворении:
Две синички невелички, Привлекательные птички. Прилетели на оконце, Принесли в подарок Солнце!
Или напишите лучше. Ставлю на кон что угодно, поскольку убежден, что лучше и проще этого стихотворения написать в принципе невозможно. И ни только Вам, но и вообще кому-либо.
Повторяю уже какой раз: автора, который пишет совершенные стихи, пусть даже сам того не осознавая, негоже учить поэтической грамотности. Ведь лично Вам никто же не запрещает изучать поэтические азы. Так учите на здоровье. Если находите в такой учебе для себя пользу.
А истинная поэзия не кроссворды составлять, а — ТАИНСТВО (порою непостижимое) и Голос Самого Бога может нашептывать на ухо СВОИ Божественные Слова — любому человеку, даже если он совершенно неграмотный. Но — Богом избранный, или, как говорится в народе — Богом целованный. А уж по каким признакам Господь отбирает избранных, нам, смертным — это неведомо.
Моя позиция тут непоколебима: Талант — от Бога, талант — Божий Дар. Но если Вы считаете — от натренированных человеческих навыков, то есть — от самого человека — считайте себе на здоровье.
Но когда Вы замахиваетесь поправлять нашептанные Самим Богом Слова — то Вы ставите себя выше Бога. Поэтому я в данном случае решительно отмежёвываюсь от Вас.
Ну, Елена, тут Вы демонстрируете так называемую «подгонку под ответ». Придумываете нечто, чтобы обосновать свою былую правоту. А если серьезно говорить о «добром тренере дяде Жоре», то мой ответ таков: бедный мальчик. Угораздило же ему родиться у деспотичных, но дремучих, не понимающих ни фига в воспитании ребенка, родителей, и к тому же попасть к непрофессиональному тренеру, который не может разглядеть врожденных задатков своего подопечного. Таковых случаев, к сожалению, множество. И столько же исковерканных и не состоявшихся судеб.
Но в нашем конкретном Клубе кто мальчик. кто родители и кто «добрый тренер Жора»? И вообще что Вы хотели этим сказать? Желательно без аллегорий…
Кстати, если речь зашла о футболе, то я уже приводил в пример выдающегося футбольного «примитивиста» всех времен и народов — Гарринчу.
Прекрасная игра слов,
Это как раз классическое требование к настоящей поэзии: когда словам тесно, а мыслям просторно.
Но тем не менее утверждать, что экспериментальная поэзия не имеет право на существование ни в коем случае нельзя: она бесполезна только для истинной поэзии, в том числе авангардной, не классической; поэзии, для которой содержание, в том числе самое сложное и даже непостижимое — первостепенно. Просто, полагаю, что экспериментальную поэзию следует относить в раздел кроссвордов и шарад. Ведь есть же огромное количество любителей кроссвордов. Так и любители сочинять экспериментальную поэзию вполне могут создавать клубы по интересам.
Повторю: принципиальное отличие истинной поэзии от поэзии экспериментальной в том, что истинная поэзия всегда пишется от души (сердца), а экспериментальная – от ума.
По внутренней мотивации я разделяю графоманов (в буквальном смысле этого слова) на три разнокачественные категории. К первой группе относятся творцы классического литературного продукта – вся классическая мировая и отечественная художественная литература. Вся она построена по принципу, на который обратила внимание Елена Вишневая – «Езда в незнаемое». Художники этой группы пишут исключительно о ТОМ, НЕ ЗНАЯ, О ЧЕМ и пишут для того, чтобы именно в процессе творения постичь это незнаемое. Когда у Льва Толстого спросили: о чем роман «Анна Каренина», он сказал: чтобы ответить на этот вопрос, мне нужно будет написать еще один такой же объемный текст. Для писателей этой группы читателя, как категории, вообще не существует: после написания текста писатель отдает свой текст литературному агенту, и тот уже доводит его до читателя, при том до такого читателя, кому интересно открытое писателем неведомое. Такому писателю не нужна и учеба литературному мастерству, поскольку любая учеба оперирует знаемым (готовыми знаниями) тогда как писатель нацелен на постижение незнаемого. Но это вовсе не означает, что ему не нужно постоянно повышать своей интеллектуально-духовный уровень: однако знания ему нужны, чтобы «не изобретать велосипед», и знать какое незнаемое уже открыто до него.
(продолжение, надеюсь, последует)
Как труп в пустыне я лежал, и Бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк!» И я восстал. Седое небо покрылось сочной синевой. Зной призрачный опал росой на вздыбленный волной бархан. Ногами утопая в нем, на острый гребень я взошел. В обратный Путь отправился. Синели глаза озер вдали времен. Но не мираж моим распахнутым глазам открылся – то была реальность: я преодолел рубеж, когда своею смертью смерть попрал. И от людей ушел в пустыню, чтобы вернуться к ним иным: переродившимся – примером личным показать, что коли жить в любви, то может пустыня превратится в сад. Но я не буду жечь сердца людей глаголом: несу в груди залог — перерожденье.
Девочка прыгала на шахматной доске, как по начерченным мелом на асфальте классикам, и ненароком сбила снежную королеву, которая, как оказалось, путалась под ногами девочки, обутыми в легкие летние сандалики. Снежный король, оставшись без воинственной снежной королевы, собрал свое поредевшее снежное воинство вокруг себя и, словно капитан волейбольной команды, скомандовал прокричать новую кричалку: «Довольно воевать!» Типа – не будем больше убивать друг друга прямо и наискосок, по горизонтали и вертикали, и тем более особенно извращенным способом – загнутым ходом норовистого коня; а саму шахматную доску превратим в классики и будем прыгать на ней, как прыгает девочка; и эти прыжки отсели будут для всей команды бальными танцами… «Но и я хочу танцевать! – Подала голос поверженная снежная королева. – Я буду царицей балов!» — Властно заключила она. И уже, как добрая фея, взмахнула волшебной палочкой: вся белоснежная одежда, словно истлевшие лохмотья, опала со всех снежных воинственных фигур под дивную музыку Вивальди, а на свет явились наряды всевозможных цветов радуги, словно луговые цветы со всех уголков планеты явились на бал на расчерченную под классики шахматную доску…
От былой снежной шахматной крепости не осталось и следа.
А ныне я проснулся от очередного накатившегося на меня прилива любви к тебе, и теперь захотелось задарить тебя цветами. А то что снег во дворе – что с того? Миллионы, миллионы белоснежных ромашек будут красоваться перед тобой, когда ты, проснувшись, по обыкновению выйдешь на балкон, под которым я когда-то пел тебе серенады. И миллионы миллионов влюбленных в тебя моих сердец будут искристо желтеть маленькими солнцами на нехоженом снегу, и будет казаться, что это само небо в алмазах опустилось на землю к твоим ногам.
Я люблю тьму, потому что только она одна и рождает свет; даже когда она только беременна светом, свет является мне в ночной кромешной непроглядности в образе ангелов. Я их не вижу, поскольку не вижу ничего, но фосфорическое мерцание (всполохи потустороннего горнего огня) и мистический шелест упругих крыльев выдает их присутствие.
Именно когда тьма густа, как застывший гудрон, а то и вовсе, как антрацит, когда она чуть ли ни сливается воедино с абсолютной безнадегой в моей страждущей душе, и когда кажется, что я сам заточен судьбой в глубокий и тесный каменный мешок, из которого нет выхода – светящееся шуршание ангельских крыльев делается похожим на деловито жужжащий пчелиный рой, а сам каменный мешок превращается в улей, в котором уютно и тепло, и можно относительно комфортно переживать суровую зимнюю стужу…
Более того, моя натерпевшаяся дневных ужасов душа сама превращается в пчелиную матку, и пока ей микроскопическими фонариками высвечивают тьму ангелы, откладывает яйца собственного света в восковые ячейки. И я тогда, облегченно улыбаясь, засыпаю пусть далеко за бесконечную полночь, но сон мой под колокольчиковый звон деловитого ангельского пения — беспробудный и долгий.
Благодаря ангелам я даже в кажущиеся незыблемыми кромешную темноту и душевную безнадегу засыпаю с легкой улыбкой на губах и с такой же улыбкой по утру просыпаюсь.
ВРЕМЯ ПОСЕВА
Двенадцатое новолуние в году совпало с самой длинной ночью года. Беспросветный мрак на неделю обуял заснеженную землю. Даже алмазные звезды, которые предельно ярко блестят в морозную полночь, подчистую склеваны ненасытными жирными снежными тучами. Это время абсолютной Тьмы, не приспособленное для жизни…
Но именно оно, и только оно (когда вокруг не видно не зги) идеально подходит для посева зерен грядущего света. Засеял в новолуние душу семенами благих дел и помыслов – собирай благой урожай в ближайшее полнолуние; засеял 22 декабря душу грандиозными добрыми целеустремлениями – и 22 июня закрома заполнятся добротой под потолок: раздаривай – не убудет.
…Я давно с благоговением отношусь к природной кромешной тьме: чем глубже и гуще она, тем больше и ярче вызревает в ней света. И сейчас, склонившись в позе «сеятеля», хожу вслепую по своей душе — бросаю куда только могу достать греющие мою ладонь внутренним теплом зерна.
Сосредоточенно поспешаю: нужно успеть засеять душу до Нового Года, ибо тогда появятся иные, уже праздничные заботы с первыми проблесками проросшего света…
Собирал дань с красавиц, Анапест,
чтоб в лимЕрике выправить ляпы.
Не собрал…
В смерть устал,
потому что писал
оды девам, как курица лапой.
На мой взгляд тема для дуэли выбрана неудачно: для экспромтов она менее всего годится. Потому как провоцирует авторов на профанацию. Первый дуэлянт не уберегся от этого. Вот если бы тема была, скажем, о погоде, о том, что за февралем обязательно придет март, а за зимой — весна, где смысл и тем более психология отходит на задний план, а на первый выходит мимолетное настроение и поэтические (технические) стороны, тогда можно было сравнивать именно технику исполнения.
Классики не писали ширпотреба, потому как любая тема из их пера выходила перлом, словесным бриллиантом.
А благородство его в том, что он до глубины души прочувствовал волчью тему, и понял, что её с кондачка ему не осилить, отказался писать ширпотреб, но при этом не отказался участвовать в дуэли, и потому выстрелил в воздух, заведомо подставив себя под чужие пули…
Дуэлянт под номером 1 оказался ни только не благородным, но и несколько «кровожадным». Полагаю, сказалось влияние Высоцкого, что по мне не есть хорошо. Ибо – это подражание, самый главный огрех поэта. Для меня, если уж не терпится поподражать, то стоило подражать «Есенину: «Если волк на луну завыл, значит небо тучами обглодано.» Волк для меня — таинственное и мистическое животное. И безусловно – благородное. Поэтому второй дуэлянт тему волков раскрыл больше: он поступил так же, как и благородный волк. Ну, а то, что первому дуэлянту будет отдано подавляющее число голосов – это ожидаемо: кровожадность» сидит в нас, людях, не искоренимо. И желающих нанести контрольный выстрел в голову второму дуэлянту всегда будет больше, даже в Клубе писатели за Добро.
Я отдаю голос второму. И жду возможности пожать ему руку. :)
Две синички невелички,
Привлекательные птички.
Прилетели на оконце,
Принесли в подарок Солнце!
Или напишите лучше. Ставлю на кон что угодно, поскольку убежден, что лучше и проще этого стихотворения написать в принципе невозможно. И ни только Вам, но и вообще кому-либо.
Повторяю уже какой раз: автора, который пишет совершенные стихи, пусть даже сам того не осознавая, негоже учить поэтической грамотности. Ведь лично Вам никто же не запрещает изучать поэтические азы. Так учите на здоровье. Если находите в такой учебе для себя пользу.
А истинная поэзия не кроссворды составлять, а — ТАИНСТВО (порою непостижимое) и Голос Самого Бога может нашептывать на ухо СВОИ Божественные Слова — любому человеку, даже если он совершенно неграмотный. Но — Богом избранный, или, как говорится в народе — Богом целованный. А уж по каким признакам Господь отбирает избранных, нам, смертным — это неведомо.
Моя позиция тут непоколебима: Талант — от Бога, талант — Божий Дар. Но если Вы считаете — от натренированных человеческих навыков, то есть — от самого человека — считайте себе на здоровье.
Но когда Вы замахиваетесь поправлять нашептанные Самим Богом Слова — то Вы ставите себя выше Бога. Поэтому я в данном случае решительно отмежёвываюсь от Вас.
Но в нашем конкретном Клубе кто мальчик. кто родители и кто «добрый тренер Жора»? И вообще что Вы хотели этим сказать? Желательно без аллегорий…
Кстати, если речь зашла о футболе, то я уже приводил в пример выдающегося футбольного «примитивиста» всех времен и народов — Гарринчу.